Алчность

И вот мы его уже имеем, МЕСТО, хорошенькую кухню-гостиную, намеренно обставленную в деревенском стиле и всё равно вздыхающую от недовольства, что лучше бы их набралось побольше, кухонь, от Дана или ещё от кого, на каждого члена семьи по одной, чтоб они образовали единый кухонный кружок, и чтоб каждая кухня в отдельном доме, но пока у нас только полтора дома, поскольку дом сына пока ещё принадлежит не ему. В эту кухню входят в своём собственном образе, не стыдясь, уверенные в своём авантюризме гости телевизионного реалити-шоу, где потусторонняя ведущая собирает канализационные стоки людей и, благословляя, окропляет ими головы миллионов, святая вода, вокруг которой мы сплачиваемся, чтобы убедиться: другие ещё хуже нас. Как это чудесно, я в блаженстве целый роман напишу, если надо. Вот этот. Они не исходят злобой, семейные люди в этой кухне, они радуются их новой собственности. Ребёнок Патрик получит для своих видеоигр свою отдельную комнату. Супруга сына получит целый подвал под прачечную и гладильную. Жена жандарма, может быть, получит зимний сад, чтобы там, в одиночку, держать пари с телевидением или принять телевизионным приёмником музыкальную группу, которая от души насмешит её, в одиночку, пока сама она не окажется запертой в одиночку. Сын жандарма получит целый этаж, чтобы — хобби каждого второго молодого человека — паять электронные схемы, которые людям совершенно ни к чему, потому что этих схем и так хватает. Он может предаваться там и второму своему хобби — игре на домашнем синтезаторе. Но поскольку это хобби у него слишком резво продвигается вперёд, он скоро его бросит. Сам жандарм получит вообще всё, что хочет, и будет чувствовать себя непривычно отягощённым своей большой собственностью. Сомнамбула с телом, высеченным из камня (с языком для женщин), которому приходится тащить на себе целый дом, а ему всё одно мало, хотя больше ему и не вынести. Мы видим: тёмные головы, склонившиеся над планом строения, который они смело похитили из одного выдвижного ящика и ещё смелее внесут в него изменения собственными фломастерами; в этой ванне они скоро будут плескаться, а в этом пристроенном эркере будут своими руками делать друг для друга неофициальные жесты, которые — тоже вручную, ничего покупного! — будут доходить до получателя в виде оплеух. Мы видим глаза, которые не могут оторваться от сплошных и пунктирных линий, завершая их на свой глазомер. Внутренний голос подсказывает мне, что эти люди совсем не думают о себе, они думают только о своём потомстве, которое в образе Патрика, жандармского внука, бездельничает перед телевизором, дерзко отбивая от себя чужие судьбы, зато каждый день принимая близко к сердцу кило печенья, но только такого, которое показывают в рекламе, обращённой исключительно к нашей молодёжи. Жандарм сейчас вновь появился дома, как будто его еле заманили, он мокрый, растрёпанный и грязный, но никаких объяснений он никогда не даёт. Идёт принять душ и переодеться, с его уст походя слетает, как засохшая глина, история с оленем. Это никого особенно не волнует, разве что редкий случай, что олень остался живым. Да, на какие вещи способна жизнь! Мы-то до сих пор считали, что только смерти по плечу любые трудности. Жизнь, в конце концов, дороже всего, если тебе её сохранили в госпитале, но и толковый каменщик, столяр, плотник на многое способны, если дать им волю, их счета в голове не укладываются, если голова не отличается усердием и старанием, о которых я здесь уже много говорила, но всякий раз это окупается. Кроме того, другие говорят об этом ещё больше, разве нет? Очень трудно говорить о нормальном. О свете лампы, который рассеивает темноту, о телевизоре, который разгоняет скуку, о разговорах за семейным столом, которые отпугивают призраков, об одежде, которая скрывает плохо сложённые тела людей или даже такое компактное, домашней резьбы произведение искусства, как Курт Яшин, которого хоть в краеведческом музее выставляй, или о плане строения, который постфактум отвергает свой собственный дом, я могла бы говорить бесконечно, ах, как всё это красиво, ибо всегда позволяет поработать над собой и над другими. И как я всё-таки счастлива, что мне позволено всё это здесь сказать. Спасибо большое за всё.

7