9
Отнесёмся однажды к мелким персонажам как к чему-то большому. Ведь мы сами могли оказаться среди них, так и не став большими. Тоже. Навеки остаться маленькими, что бы там ни было: участь. Делай что хочешь, ничего не возбраняется, это неотъемлемо, никто у нас этого не возьмёт. Никакой покупатель. Как мы ни заверяем, что совсем не то имели в виду, а Евросоюз так и тянется к нам своими материнскими руками, мы больше высморкаться не можем иначе, как под строгим наблюдением. Ну, что мы опять такого натворили к столу? Лакомый кайзершмарн. Господин Лис со своими отбомблёнными культями не справился бы с этим блюдом, он не наш, хотя сделал за нас всю работу. Теперь он повесился на стенном крюке. Он зубами содрал оболочку со шнура своей электробритвы, оборвал всю изоляцию, терпеливо и спокойно оголил провод. Смерть под конец день и ночь не сводила с него алчущих глаз. Свой подбородок он описал ещё как германский, а нос ни о чём не говорит, у северных германцев, восточных германцев, местных германцев, негерманцев и у разных прочих славян он точно такой же. Борьба уже миновала. Господин Лис из Граллы говорит, что ему не нужны ни жалобы, ни нытьё, это ничего не даст. Что борьба уже миновала; он считает, что боролся и многим рисковал. Но и это позади. Поток иностранных туристов немного схлынул, потому что в Европе нас бойкотируют. Но и то, что какой-то процесс прекратился, тоже будет позади, Европа к нам привыкнет, притерпится к тому, что всюду будут понуро бродить люди, повесив головы, потому что у них больше не будет работы. Хорошо, давайте дадим им работу. Без денег нет клиентов, на которых мы рассчитываем.
Поедем в столицу, говорит себе женщина рано утром. Сядем в машину ещё до того, как наступит привычная робость. Жизнь задолжала ей эту поездку, она засиделась, и это на ней сказалось. Теперь всё пойдёт быстрее, хоть и не так быстро, словно на Виллахском карнавале, где всё мчится мимо нас, словно в ускоренной съёмке, чтобы мы не успели почувствовать желание рассмотреть всё как следует. А вот и серая лента автобана, который с виду очень похож на озеро, которое в иные зимние дни тоже очень похоже на бетонную площадь. Милости просим. Машина забирает ленту под колёса и решительно отмеряет её, авось в конце добавят небольшой домерок к покупке, как в старомодных магазинах швейных принадлежностей, где продавщица всегда немного добавляет, но не темпа. Тихо не бывает никогда, потому что женщина и здесь немедленно поставила кассету и слушает фортепьянный концерт. Я, правда, не знаю её характер, поэтому не смогу его описать, но на некоторых фотографиях, не на всех, в ней есть некое ожидание, как мне кажется, но причина, возможно, кроется в том, что, фотографируясь, не трогаешься с места, а выглядеть хочется трогательно. Но не всякая тишина чего-то ждёт. Некоторая только того и ждёт, чтобы наконец уйти в себя. Об этом она позаботилась заранее. Перед тем, как расставить в себе всё по местам, печали и радости, надо вымести всё, что могло бы напомнить о прошлом. Лучше заново всё покрасить. Если не выйдет, придётся и дальше краситься снаружи.