Альдана Последняя королева эпохи

По пути к дому старейшины все молчали, кроме указывающего дорогу человека, который что-то бормотал про себя. Волнение становилось заметным недомоганием: слабостью и тошнотой; держался только Скентия, но, наверное, будь он настоящим человеком, не гомункулом, нервничал бы так же.

Дома оказался сын старейшины, ребёнок лет двенадцати на вид.

— Проведи их в кабинет отца, — мужчина отдал распоряжение и тут же удалился.

— Папы нет и не будет, — буркнул мальчик, разворачиваясь и идя к ведущей на верхние этажи лестнице. — Его убили.

— Мы за него отомстим, — ответил Скентия.

Компания поднялась на третий этаж. Волнение грозилось подскочить до уровня истерики. Влияние оказывала ещё и обстановка: дом старейшины был непривычно огромным, дорогим, набитым ценностями различной древности. Последний раз в стенах хорошего дома компания была в Чёрных Гаванях, и теперь забытая обстановка до дрожи напоминала им королевский замок.

— Вот, — ребёнок остановился перед широкой дверью. — Я вам больше не нужен? — поинтересовался он явно для виду, собираясь при любом ответе исчезнуть с этажа.

— Ступай, — кивнул Скентия. — Нас ты больше не увидишь.

Мальчик вместо того, чтобы насторожиться или хотя бы задать вопрос: «Почему?» — кинулся обратно к лестнице, топот его скоро стих.

— Странный какой ребёнок, — протянула Теона.

— Проклятая война, проклятая королева! — высказался элементалист. — Лишила его и отца, и доверия, и детской наивности.

Зеркало в кабинете было внушительным, как ожидалось, даже слишком внушительным. Неприятные вещи не хочется созерцать в натуральную величину — чем меньше, тем лучше.

Так как уже наступила ночь, в кабинете загорелись светильники сразу же, как в комнату вошла компания. Зловеще поблескивающее в темноте зеркало при свете оказалось ещё больше.

— Соберитесь, — предупредил Скентия (не успокоил, а именно предупредил), — касаясь жезлом отражающей поверхности, картина на ней замерла, но преображаться не спешила.

— Эвилану так просто не вычислить, — хмыкнул Саша. — Она о своей жизни должна заботиться.

— Магия сокрытия мне почти не мешает, — красавец не сводил глаз с зеркала. — Родитель об этом позаботился.

— Ты так алхимика называешь? — оживилась Теона, слабо радуясь возможности отвлечься. Ведь предстоящее дело столько раз обсуждали, что невозможно будет ошибиться. Позволительно ведь не думать о нём хоть минуту…

— Я пытался, когда узнал обо всём, называть его папой или хотя бы отцом, — не отказал целительнице Скентия. — Язык не поворачивался. Будто я на старика Веолаймера был обижен за то, что он заставил меня жить. Надеюсь, он за это меня простит.

Дашка глянула на Диму: он не понял, о чём говорил элементалист, но прояснять для себя не собирался, как сидел на краю кресла с потерянным видом, так и сидит. А на лице такая прострация, что и Теона не решалась подойти к нему, подозревая, что это будет бесполезно — с ним говорить.

— Что видишь в зеркале? — спросила Алина, сжимая посох сильнее.

— Хорошего — ничего. Везение, что вам это не открывается. Я не знал, что разрушение выглядит настолько ужасно, — хмурился Скентия, по-прежнему держа руку с жезлом поднятой, не отрывая оружие от зеркала. — Только что поселения не стало. Страшно за тех, кто успел убежать, телепортироваться. Куда им возвращаться? Поселение, кажется, в глуши. До города ещё добраться надо.

— Мы справимся, — отчеканила Алина, делая внушение не то себе, не то всем сразу; тут же раздался треск, она выругалась: вцепилась в посох так, что надломила его.

— Подойди, — сказал Скентия, — с тем, что сломала.

Пошатываясь, она приблизилась. Красавец нащупал место надлома, дотронулся посохом — оружие Алины приняло первоначальный вид.

— Хоть в этот раз менять не пришлось, — хмыкнула чародейка. — Сколько у всех нас за всё время восстания сменилось посохов и жезлов?

— Говорят, это плохо, — вздохнула Дашка. — Не успеваешь привыкать к оружию. А если чужое берёшь, то в нём остаётся магия предыдущего хозяина, которая портит твою.

— Нам бы посохи, что мы приобретали у Мариуса Раймерса. Но мы научились справляться, рассчитывая не на мощь артефактов, а на свою магию, — изрёк Саша.

— Магию и ум, — поправил элементалист. — Без ума колдовская сила не особо помогает.

Виктору не спалось. Шумел дождь, вызванный Эвиланой, без её вмешательства он и не закончится. Колдун уже два часа бродил по замку, в голове боролись две мысли: где сейчас Эвилана и как она использовала неизлечимую любовь Виктора сегодня. И не в последний ли раз?

По привычке он спустился в подземелье, на этаж, отведённый под лаборатории. Эвилана и будучи королевой продолжала что-то творить. Виктор всегда помогал ей. Сначала потому, что сам хотел, через некоторое время она привыкла и стала взваливать на него те части исследований, которые были самыми кропотливыми и утомительными, себе же отводила роль автора идей.

Колдун постоял минуту-другую в дверях лаборатории. Здесь столько начатых экспериментов, столько новых веществ, наверное, очень опасных. Наверное. Он может лишь догадываться, Эвилана никогда ничего не объясняла, только приказывала.