— Так, нашла способ добыть сведения, — Фаризе внезапно ответила. — Остальную четвёрку я, кроме как на той мозаике, не имела счастья созерцать, и понятия о ней у меня, соответственно, никакого, но пятый гомункул — милый, умный парень. Жаль, что из-за глупости Веолаймера он погибнет.
— Вы не станете сохранять ему жизнь?
— Зачем? Скентия Ринхафт умрёт с приятелями, друзьями, братьями-сёстрами — что за отношения у них, тоже моим делом не было.
— Мистер Ринхафт? — изумилась Джарома. — Старейшина Чёрных Гаваней, предводитель восстания?
— Собственной персоной. Теперь изволь приступить к прерванной работе, — спохватилась повелительница. — Ты, кажется, на меня трудишься?
— Вы не ошиблись. Госпожа, а почему вы решили потратить на меня время? — вдруг спросила алхимик, уже уходя.
— Тебе важна я и моя миссия. Вот эти, — указала Фаризе на фанатиков, — используют меня как особу, дающую им власть. Кто-то поспешил примкнуть ко мне, пока не оказался среди наших жертв. Я для них — источник безопасности. Ничтожно мало есть тех, кто воспринимает меня как личность. Ты в том числе.
— Спасибо, — Джарома смущённо улыбнулась, совсем по-детски.
— А там просто набор инструментов, его и не жалко, — теперь госпожа движением жезла обозначила тех, кого упомянула, и не просто так — оружие стрельнуло серебристым лучом, и застывшие сторонники рассыпались на осколки, тут же побелевшие. — Старайся получше: результаты твоих экспериментов будут в твоём отряде. Группы фанатиков — временное орудие.
— Эксперимент ваш, я простая исполнительница.
— Претворить идею в жизнь не легче, чем создать в мыслях, — Фаризе попрощалась красивой фразой и телепортировалась с площади.
Эрфа Алара проснулась от обжигающей боли на запястье: горела красная отметина. Женщина, протерев глаза, осмотрелась. Ночевала на сеновале — но сейчас не утро, а немного за полдень! Она специально не приняла приглашения провести тёмное время суток в доме — ей пятеро селян предлагали кров. Хотела с сеновала на звёздное небо полюбоваться, а что получилось? Всю ночь спала беспробудно, ещё и восход солнца пропустила. Если бы не напомнивший о себе символ Шекогана, очнулась бы вечером.
Она ощупала место вокруг себя, ища сумку и лютню. Инструмент есть, а сумка, где было немного денег и пара склянок с лечебными эликсирами — нет. Зелий было жаль не меньше, ведь последнюю неделю со здоровьем у Эрфы было плоховато. Но самой большой ценностью у неё являлось ожерелье, подаренное когда-то стариком Веолаймером с наказом никогда с ним не расставаться. Серебряное, в виде цветов с сапфировыми серединками и листьев, оно продолжало холодить шею. Женщина поразилась: если уж кто-то решил её обокрасть, почему не взял украшение?
После вставания выяснилось, что Эрфу мутит. Судя по всему, её опоили снотворным зельем, чтобы было безопасно воровать сумку. А такие милые дети были… Состояние усугубляло жжение там, где выделялся символ лаборатории.
Доковыляв до ближайшего дома, она постучала в дверь. Высунулся хозяйский сын:
— Леди Алара? Вам нехорошо?
— Беспокоит вот это, — она подняла руку внутренней стороной ладони вверх, показывая отметину. — Может, надо повязку наложить? Есть в вашей деревне целители, разбирающиеся в подобных вещах?
Помощь Эрфа получила от матери парнишки. На запястье легла влажная ткань с целебной мазью. Добрая хозяйка, узнав, что женщина-гомункул осталась без денег, попыталась дать ей немного, но напоролась на отказ. Приняла жертва малолетних воришек только банку той самой мази.
Оставила деревню она незамедлительно, не потому, что из-за некрасивого случая ей было неприятно находиться здесь дальше — просто Эрфа не задерживалась ни в одном поседении дольше одного дня и одной ночи. Вдоль широкой дороги тянулись пёстрые деревья — в этом мире деревья имели листья самых разнообразных цветов, здесь и сейчас их шелестящий от слабых дуновений ветерка хор подпевал спокойному настроению Эрфы. За деревьями простиралась равнина с островками рощиц, ещё дальше высились горы. По небу ровного голубого цвета проползал изредка белый пух облаков.
Между стволами женщина заметила озерцо и решила подойти, глянуть на себя и освежиться прохладной водой. На чуть подрагивающей поверхности возникла подуставшая девушка с вечно печальными сиреневыми глазами. Зелёная копна локонов, если её хорошенько взбить и расправить, закроет руки до кончиков пальцев, но пока небрежно стянута изумрудной лентой у кончиков. На ней синие брюки, заправленные в сапоги, практически сношенные, с которых она не успевала стирать пяль и грязь, поверх этого безобразия — голубое платье до колен, с расклешёнными рукавами, идеально чистое. На тонких длинных пальцах — по кольцу с синим или зелёным камнем. У девушки, как у любого гомункула, непонятный возраст: выглядит лет на двадцать, живёт — десять, но на свет появилась она особой, с внешностью и душой восемнадцатилетней, постарев совсем незначительно. Телом. Девушкой Эрфа себя не ощущала.