Алеф

– Да. Мы вновь и вновь встречаемся с теми, с кем у нас были проблемы в прошлой жизни. Мистики называют это Колесом Судьбы. С каждым новым воплощением мы все больше сознаем эту связь, и конфликты постепенно разрешаются. Когда в мире больше не останется вражды, человечество вступит в новую эру.

– Получается, что мы породили эти конфликты в прошлом именно для того, чтобы разрешить их в будущем?

– Нет, конфликты были необходимы человечеству, они определяют наше развитие, заставляют выбирать путь, но куда он приведет, пока неизвестно. Представь себе времена, когда мы были частью некоего биологического супа, разлитого по всей планете. Клетки миллионы лет воспроизводили сами себя, пока в один прекрасный день одна из них не начала мутировать. Тогда миллиарды остальных клеток решили: «Так не должно быть! Эта клетка вступила со всеми нами в конфликт!» Тем временем мутация передалась и другим, соседним клеткам. «Ошибки» следовали одна за другой, и в результате получились амебы, рыбы, животные и, наконец, человек. В основе эволюции лежит конфликт.

Хиляль снова закуривает.

– Тогда для чего нам разрешать все эти конфликты прямо сейчас?

– Потому что Вселенная, сердце Бога, вечно сжимается и расширяется. Девиз алхимиков: «Solve et coagula», что означает «разделяй и соединяй». Не спрашивай почему, я и сам не знаю.

Сегодня утром ты повздорила с моим редактором. Это столкновение помогло вам обеим раскрыться с таких сторон, о каких остальные и не подозревали. Вы разделились и снова сошлись, и все мы от этого только выиграли. Бывает и по-другому, ссоры не всегда дают положительный результат. В таких случаях их все равно рано или поздно пришлось бы разрешить. Иначе энергия ненависти, излучаемая вами обеими, заполнила бы весь вагон. А этот вагон, как ты видишь, является метафорой жизни.

Хиляль не слишком интересуют мои теории.

– Тогда начинай. Я с тобой.

– Нет. Ты можешь держать меня в своих объятиях, но тебе неведомо, куда я направляюсь. Не делай этого. Обещай, что не станешь представлять себе кольцо. Даже если я не смогу найти окончательного решения, я непременно расскажу тебе, где мы встретились в прежней жизни. Я не уверен, что это была наша первая встреча, но о других мне ничего не известно.

Она не отвечает.

– Обещай, – настаиваю я. – Мы пытались открыть Алеф, но нам помешали. Значит, прежде я должен отправиться туда один.

Хиляль разнимает руки и делает попытку подняться. Я удерживаю ее.

– Пойдем к Алефу прямо сейчас, – требует она. – В такое время мы там точно никого не встретим.

– Прошу, доверься мне. Обними меня снова и постарайся не шевелиться, даже если тебе трудно будет заснуть в таком положении. Позволь мне самому поискать ответ. Зажги для меня священный огонь на вершине, ведь там, куда я направляюсь, царит смертный холод.

– Я точно одна из тех женщин? – переспрашивает Хиляль.

– Да, – отвечаю я, прислушиваясь к биению ее сердца.

– Я зажгу огонь и останусь здесь. Ступай с миром.

Я воображаю кольцо. Произнесенные девушкой слова прощения сняли с моей души изрядную тяжесть, и на этот раз кольцо движется вдоль моего тела легко и быстро, унося меня туда, где я не хочу оказаться, но куда должен вернуться даже против собственной воли.

AD EXTIRPANDA [4]

Я поднимаю глаза от письма и вижу перед собой супружескую чету в изысканных одеяниях. На мужчине белоснежная льняная рубаха и бархатный камзол с шитыми золотом рукавами. На женщине меховая накидка, лиф ее шерстяного платья украшен жемчугами, высокий ворот покрывает изящная вышивка. Глаза полны тревоги. Оба супруга обращаются к моему наставнику.

– Мы столько лет были друзьями, – говорит женщина с вымученной улыбкой, словно пытаясь убедить нас в том, что ничего не изменилось и все происходящее – простое недоразумение. – Вы крестили ее, вы наставляли ее на путь истинный.

Повернувшись ко мне, она продолжает:

– Ты знаешь ее как никто другой. Вы вместе играли, вместе росли и не расстались бы по сей день, если бы ты не принял сан.

Лицо инквизитора остается непроницаемым.

Просители безмолвно умоляют меня о помощи. Когда-то мне довелось жить в их доме и преломлять их хлеб. Они взяли меня к себе, когда мои родители умерли от чумы. Теперь я лишь согласно киваю. Я действительно знаю их дочь как никто другой, хоть и старше ее на пять лет. И дело не только в том, что мы вместе росли, – она единственная женщина, с которой я хотел бы встретить старость, если бы не вступил в орден доминиканцев.

– Мы ничего не можем сказать о ее друзьях, – вступает в беседу отец, с такой же принужденной улыбкой обращаясь к инквизитору. – Я понятия не имею, что они натворили. Я понимаю, что наша Церковь должна неустанно бороться с ересью, как некогда боролась с маврами. Эти женщины наверняка виновны, ибо церковь не может ошибаться, но мы-то с вами знаем, что моя дочь здесь ни при чем.