Где-то через неделю мы с Алеком пошли в ДК “Выборгский” на концерт “Неприкасаемых”. На нескольких радиостанциях крутили песни с их первого альбома, в том числе песню “Ольга”. Услышав ее, Алек моментально уходил в сплин, из которого его уже тяжело было достать. Никто из моих питерских друзей идти на концерт не захотел. “Бригада С” у нас в городе никогда особо не пользовалась популярностью, хотя была уважаема, пожалуй, более других московских рок-групп. По дороге в ДК мы зашли в продуктовый магазин. Это был почти аутентичный советский магазин, со старыми прилавками-холодильниками, полками и такой же продавщицей. Вино-водочный ассортимент в магазине приятно удивлял разнообразием, здесь я увидел портвейн. Какой-то хороший крымский портвейн по несуразно низкой цене. Да, этикетка на бутылке не впечатляла, как импортные, но вкус приятно удивлял своей терпкостью и букетом. В то время еще попадались совершенно уникальные вещи за небольшие деньги. Мы взяли три бутылки портвейна и направились на концерт, распив по дороге первую. На удивление народу пришло мало. Напрасно мы рассовывали бутылки по рукавам, бабульки-контролерши даже не обратили внимания на нас. Отрывая корешки на билетах, они постоянно о чем-то оживленно говорили, ловя взглядом друг друга между проходящих мимо нетрезвых юношей и девушек. Зайдя в зал, мы нашли свои места и сели. До начала концерта еще оставалось время, и мы пошли в туалет, где в клубах табачного дыма, перемешанного с запахом дури, в компании таких же почитателей Гарика, ополовинили вторую бутылку. Вдруг послышались нестройные звуки ударных и гитары.
– Ребята настраиваются. Надо закругляться, – сказал какой-то паренек, передавая косяк своему приятелю.
– Ща, пойдем, добью только, – просипел второй между двумя глубокими затяжками.
Им явно было меньше восемнадцати, и их потуги выглядеть взрослыми забавляли. Мы тоже сделали по последнему глотку и пошли в зал.
Через три песни мы уже допили вторую бутылку прямо в зале и приступили к третьей. Почти весь народ соскочил со своих мест и тусовался возле сцены. Гарик находился в экстазе, да и другие музыканты тоже. Сумасшедший драйв наполнял зал, ребята пританцовывали, подпевали. По количеству зрителей это больше походило на квартирник, но с хорошим звуком и местом, где можно оттянуться, развернув свою душу как парус навстречу несущейся музыке. В такие моменты почти в каждом человеке в ответ обязательно просыпается живущее внутри нечто прекрасное. Происходит это, слава Богу, чаще, чем распускается цветок папоротника в ночь Ивана Купалы. И это, то что живет внутри нас, вступая в резонанс с внешним, растворенным в музыке, прекрасным, раскрывалось сейчас как цветок, начиная испускать ощущение бесконечного счастья. Мы все как серферы, оседлавшие волну, неслись в великолепном море музыки. Счастье переполняло нас. Мы живьем видели Гарика, отрывающегося искренне и до дна, нарочито небрежно со своей хрипотцой бросающего с такой близкой сцены слова про себя-нас. Рядом серфинговали две хорошенькие девчонки, с которыми мы познакомились. Тогда я постиг смысл выражения “все люди братья”. Мне хотелось пожать руки и похлопать по плечу всех присутствующих мужчин, а девушек обнять и расцеловать в знак признательности за то, что они сопереживали в тот момент все, что чувствовал и я.
Благодарные за чудо, подаренное нам в этот вечер, мы долго еще кричали, хлопали и вызывали ребят на сцену, но концерт закончился. Пьяные, уставшие и счастливые все потянулись к выходу. Мы вышли на свежий осенний воздух. Опять накрапывал дождь. Проводив до платформы метро наших новых знакомых девчонок, мы разъехались с ними в разные стороны. Только минуту спустя, когда электричка уже уносила их в темный туннель, я понял, что мы даже не взяли номеров телефонов.
– Хорошо, даже, несмотря на то, что мы их никогда не увидим, – сказал я, слушая затухающий гул электрички.
– Речи нет, друг мой, сегодня это просто праздник души какой-то был. Даже жить захотелось, – Алек потянулся и зевнул. – Хорошо!
X
Валерка после неудавшегося самоубийства Алека хотел спровадить его домой. Нестабильное психическое состояние Алека, заставляло торопиться, но денег у них не хватало. К началу зимы, скопив деньги на дорогу, Алек поехал в центральные кассы на канал Грибоедова покупать билет домой. Но туда он не доехал. По дороге возле метро его обули лохотронщики. Алек хотел нахаляву подзаработать еще деньжат, сыграв в лотерею, и вернуться домой хоть с какими-нибудь средствами, но Господь будто специально не пускал его.
Еще через три месяца Алек, наконец, уехал.
Как-то в начале лета к нам зашел Валерка, который выглядел потрясенным. Он сказал, что Алек в пьяной ссоре зарезал отца, и его отправили в дурдом, как невменяемого.
Эпилог