Алехин

Безусловно, при советской власти Алехин чувствовал себя, мягко говоря, порой неуютно. И хотя он никогда не кичился своим дворянским происхождением и поддерживал с окружающими его людьми ровные отношения, тем не менее потеря прежнего положения в обществе, несомненно, тяготила его. То, что он был сыном достойных родителей: отца — члена Государственной Думы, предводителя дворянства Воронежской губернии, радетельного землевладельца и одного из директоров крупнейшего в России текстильного предприятия; матери — совладелицы этого предприятия, после Октябрьской революции 1917 года обратилось в грозный укор ему. Прекрасное образование, полученное в Московской гимназии Л. И. Поливанова и в Императорском Санкт-Петербургском училище правоведения, теперь в глазах некоторых подчеркивало его принадлежность к аристократии, отодвигало вместе с иными представителями творческой интеллигенции на обочину новой жизни. Революция лишила Александра Алехина, его родных, как и многих других наших соотечественников, почти всяких средств к существованию.

Испив эту горькую чашу, немало прекрасных людей вынуждены были в годы революции эмигрировать из России на чужбину или вступить в яростную схватку с новой, неведомой и враждебной властью в гражданской войне.

Были и те, кто остался в России, пытался найти свое место в новом государстве. К ним, несомненно, принадлежал и Александр Александрович Алехин. Он отдавал свои профессиональные знания Советской России — работал юристом, переводчиком и даже вступил кандидатом в члены Российской Коммунистической партии (РКП). Но над ним, глубоко порядочным человеком, далеким от политики, постоянно висела страшная угроза расправы за несодеянные им преступления. Дважды он подвергался серьезной опасности со стороны ЧК. В апреле 1919 года Алехин несколько дней провел в застенках одесской тюрьмы по анонимному навету с совершенно непредсказуемым исходом расследования. Невиновность Алехина была очевидна, и его освободили из-под ареста, предложив даже работу в Губисполкоме.

Проходит полтора года и опять, теперь уже наивысшая организация этой системы — Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией 16 ноября 1920 года заводит на Алехина дело за № 228. Начало ему положила телеграмма из Одессы: «У тов. Лациса от тов. Тарасова получена была подлинная расписка шахматиста Алехина от Деникинской контрразведки в бытность его в Одессе на сумму около 100000 рублей. Адрес Алехина полтора месяца назад, Тверская ул, гостиница «Люкс», Москва. В прошлом году он выехал из Одессы сюда. В настоящее время в Москве следователь Уголовно-Следственной комиссии. Живет на 5–6 этаже. Приметы; выше среднего роста, худой, очень нервный, походка нервная, лет 30–34, найти можно через клуб шахматистов. Сообщил бывший председатель ГЧК Одессы».

Возникли активная служебная переписка в стенах ВЧК и обмен депешами с Одесской ГубЧК. Следствие развертывалось по сценарию политического сыска с привлечением тайной агентуры. В донесениях с грифом «Совершенно секретно» разведчик № 7, ведущий наблюдение за Алехиным, подтвердил его место жительства (уточнив лишь, что он занимает комнату № 164) и приметы, назвав возраст 27 лет.

Однако председатель и секретарь Одесской ГубЧК на запросы ВЧК по существу содержания поступившего доноса отвечали: «Телеграмма ваша для нас непонятна. Просим пояснений». Но дополнить запросы сотрудникам ВЧК было нечем. Они ждали подтверждений как раз оттуда, из Одессы, где находился неведомый автор провокационной телеграммы.

Тщательная проверка завершилась 21 февраля 1921 года допросом Александра Александровича Алехина, в процессе которого он собственноручно подробно ответил на все вопросы следователя. Перечислил все, чем занимался с октября 1918 года и что уже известно читателям этой книги.

По существу обвинения написал:

«II. На вопрос, получал ли я в течение 1919 г. какие-либо суммы денег от кого бы то ни было и, в частности, от некоего Тарасова, заявляю, что никаких сумм от кого бы то ни было я в это время не получал.

III. На вопрос о том, знаком ли я с Лацисом или Тарасовым, заявляю, что ни с тем, ни с другим не знаком.

Александр Александрович Алехин, 21/ II — 1921 г.

Допрос снимал (подпись неразборчива)».

Абсурдность обвинений Алехина в антисоветской деятельности не вызывала сомнений, и дело было прекращено. Чекисты и на этот раз сумели разобраться в происках недоброжелателей Алехина.

Казалось, что на этом инцидент исчерпан, клевета отвергнута. Но, как ни странно, папка с этим делом всплыла еще раз на поверхность в конце сентября 1938 года. Вероятно, это было вызвано тем, что именно в 1938 году лидер советских шахматистов Михаил Ботвинник обратился к руководству СССР за разрешением встретиться во время турнира в Голландии с Алехиным и прозондировать почву относительно проведения с ним матча на первенство мира. Такую санкцию, как мы увидим позже, Ботвиннику удалось получить, несмотря на противодействие некоторых влиятельных лиц.