Алекс

Примерно в то время Тома и начал «приходить к ней в комнату». Незадолго до того или вскоре после — не имело значения. Потому что фотографии следующего периода не намного лучше. Вот Алекс тринадцать лет. Семейное фото: мать в середине, Алекс справа, Тома слева. Терраса дома в предместье. Какой-то семейный праздник. «Это мы у моего покойного брата», — сказала мадам Вассер и быстро перекрестилась. Порой один такой жест может приоткрыть многое. Семья Прево была религиозной — во всяком случае, там соблюдали обряды. Камиль полагал, что ничего хорошего маленькой Алекс это не сулило. Здесь она немного подросла, хотя по-прежнему оставалась ужасно худой и нескладной — чувствовалось, что ей неуютно в собственном теле. У любого, кто смотрел на это фото, возникало непроизвольное желание защитить ее. Она держалась немного позади остальных, как бы в их тени. На обороте, видимо, уже гораздо позже, когда стала взрослой, она написала: «Королева-мать». По правде говоря, в мадам Вассер нет ничего королевского — она скорее напоминает приодевшуюся в честь праздника прислугу. Слегка повернув голову к сыну, она улыбалась ему.

— Робер Прадери.

Допрос продолжил Арман, сменив своих коллег. Ответы Вассера он записывал новой ручкой в новом блокноте. Неслыханное дело.

— Не знаю такого. Это один из тех, кого убила Алекс, нет?

— Именно так, — подтвердил Арман. — Шофер-дальнобойщик. Его обнаружили в кабине его грузовика, на парковке возле автострады, на восточном направлении. Алекс воткнула одну отвертку ему в глаз, другую в горло. После чего влила ему в рот примерно пол-литра серной кислоты.

Тома немного подумал.

— Возможно, он ей чем-то насолил…

Арман даже не улыбнулся. В этом его преимущество — по его лицу трудно понять, как он относится к услышанному и даже слышит ли, что ему говорят. На самом деле он просто крайне сосредоточен.

— Да, — наконец произнес он, — у Алекс, судя по всему, был вспыльчивый характер.

— Ну, что поделаешь… девчонки…

Подразумевалось: ну вы же и сами знаете, какие они. Кажется, Вассер собирался добавить еще какую-то сальность и взглядом искал поддержки собеседника. Такое часто бывает у постаревших красавцев, у импотентов, у извращенцев — но в той или иной степени почти у всех мужчин.

— Итак, это имя — Робер Прадери — ничего вам не говорит? — спросил Арман.

— Нет. А должно?

Арман не ответил, перебирая бумаги в папке.

— А такое имя — Бернар Гаттеньо?

— Вы так и будете называть мне чьи-то имена, одно за другим?

— Их всего шесть. Так что это не займет много времени.

— Но какое отношение все это имеет ко мне?

— Ну допустим, Бернара Гаттеньо вы знали.

— Вот как? Меня бы это удивило.

— Да нет же, вспомните хорошенько. Гаттеньо, владелец авторемонтной мастерской в Этампе. Вы купили у него мотоцикл в… — Арман вновь зашелестел бумагами, — в восемьдесят восьмом году.

После некоторого размышления Вассер ответил:

— Ну, возможно… Это было так давно… В восемьдесят восьмом мне было девятнадцать — и вы думаете, я вот так с ходу вспомню?..

— Однако…

Арман методично перелистывал страницы досье.

— Ага, вот оно. Свидетельство одного друга месье Гаттеньо, который очень хорошо вас помнит. В те времена вы увлекались мотоциклами, вы встречались, гоняли вместе…

— Это когда же?..

— Восемьдесят восьмой, восемьдесят девятый год…

— А вы помните всех, с кем общались в восемьдесят восьмом году?

— Нет, но вопрос адресован вам, а не мне.

Тома Вассер изобразил на лице усталость.

— Ну хорошо. Пусть даже мы гоняли вместе на мотоциклах двадцать лет назад — что с того?

— Вот видите, у нас с вами выстраивается цепочка. Вы не знали месье Прадери, но знали месье Гаттеньо, а вот он как раз знал месье Прадери…

— Покажите мне двух людей, у которых не найдется общих знакомых.

Арман, не совсем поняв, о чем говорит собеседник, машинально обернулся к Луи.

— О да, — отозвался тот, — мы, конечно, знаем теорию шести рукопожатий, она весьма любопытна. Но, боюсь, в данном случае она слегка уводит нас в сторону…