Алекс & Элиза

– Он прав, Элиза, его должность вовсе не так почетна, как можно предположить по ее названию, – заявила первая сестра с точеными чертами лица. – Это, конечно, за рамками кругозора таких провинциальных клуш, как мы, но, по моему скромному мнению, слово референт обозначает должность, более всего похожую на… писаря?

– Что ты сказала, Анжи? – переспросила другая сестра. – Писака?

– Писака – неплохое слово, Пег, – вставила вторая сестра, Элиза. – Но так чаще называют плохих романистов, которые все-таки сами придумывают то, чем марают бумагу. В то время как референт обычно записывает чужие слова, правда, Анжелика?

– Именно так, – согласилась самая высокая из сестер. – Эта должность больше похожа на работу марионетки, которая просто повторяет слова хозяина.

– Есть же какое-то другое название для марионетки, не так ли? – задумалась Пегги. – Болтун, или балда, или…

– Болванчик, – вставила Элиза, глядя прямо на Алекса. – Я думаю, ты ищешь именно это слово.

Атака закончилась его полным разгромом и явно выглядела как месть за то, что средняя сестра услышала на лестнице. Девушек разозлили нападки на их отца, они по-своему пытались защитить его от угрозы военного трибунала, поэтому, видимо, решили «уничтожить» гонца, принесшего дурную весть.

Алекс посмотрел на них, решительно окруживших его: изысканная Анжелика слева, прелестная Пегги справа, а в центре – самая чарующая из трех, которая, казалось, взяла все самое лучшее от обеих сестер и все же не стала копией ни одной. Анжелика и Пегги не обделила природа, но их красота казалась лишь внешней. Элиза, безусловно, тоже была красавицей, но от сестер ее отличало то, что источником ее привлекательности служил скорее внутренний мир, нежели внешность.

Гамильтон смотрел лишь на Элизу, доставая из кармана мундира белый платок и размахивая им.

– Я сдаюсь, – сказал он слабым голосом. – Поступайте со мной как знаете.

Элиза пристально посмотрела на него, и ее губы изогнула едва заметная улыбка, полная триумфа. Затем протянула руку и, словно срывая цветок, выдернула платок из руки Алекса. Оглядев его – так, словно никогда прежде не видела мужских платков с кружевной отделкой, – она убрала импровизированный белый флаг в свой корсаж.

– Он весь ваш, леди, – заявила Элиза девицам Тен Брейк, ван дер Шнитцель, Биверброк, Тамблин-Гоггин и ван Ливенворт. Затем повернулась к нему спиной и презрительно добавила: – Поступайте с ним как знаете.

6. Танец влюбленных

Бальный зал в особняке Скайлеров, Олбани, штат Нью-Йорк

Ноябрь 1777 года

Наконец закуски были съедены, бокалы в очередной раз наполнены виски и сидром и выпиты, а светская болтовня закончена. Небольшая армия лакеев и прислужников внезапно появилась из двери под лестницей и за считаные минуты убрала из бального зала всю мебель. Когда унесли последний стол с закусками, свое место заняли музыканты, до этого тихо наигрывающие что-то в Красной гостиной – трио, состоящее из скрипки, альта и виолончели. Пока они рассаживались, гости встали в два ряда по обе стороны длинной галереи, а затем миссис Скайлер вышла из толпы и проследовала в центр зала.

– Дамы и господа, – произнесла она голосом прирожденного церемониймейстера, – время танцев.

Последовал взрыв аплодисментов. Миссис Скайлер подождала, пока он стихнет.

– В это нелегкое время войны, – продолжила она, – особенно важно, чтобы мы не забывали о тех традициях, которые связывают нас, делают одной нацией, и о тех радостях, за которые мы боремся, будучи обычными людьми. Этот скромный вечер мы с моим мужем устраиваем в честь множества храбрых мужчин, сражающихся за нашу страну, и сильных женщин, помогающих им в тылу.

Пока миссис Скайлер говорила, Элиза пыталась забрать свою танцевальную карточку с комода в юго-западной гостиной. Обычно юные леди носили карточки с собой, но в этот раз ее мать решила возродить старую традицию собирать карточки у всех дам и оставлять на специальном столике, чтобы любой джентльмен мог вписать туда свое имя, не опасаясь отказа. Элиза знала, что мать так решила не из любви к традициям, а для того, чтобы ее упрямые дочери не смогли отвергнуть тех поклонников, которых она считала неплохим уловом.

– Как мать, – продолжила миссис Скайлер, – я испытываю неподдельное облегчение, зная, что мои сыновья Джон и Филипп слишком молоды, чтобы сражаться, но в то же время горжусь тем, какой заметный вклад в дело помощи армии внесли три мои старшие дочери.

– Правильно! Правильно!

Одобрительный гул голосов прервал ее речь. Но ненадолго.

– Анжелика, Элиза, Пегги, не могли бы вы присоединиться ко мне?