Потом я закашлялся, и из носа вновь потекла кровь. Она запачкала чехол сиденья, и за это меня наградили сильным ударом дубинки по плечам. Приглядевшись, я заметил, что чехол сшит из темно-синего нейлона, который не мнется, легко стирается, моментально сохнет, и понял, зачем эти парни надевают подобные чехлы на задние сиденья. Чтобы легко смыть следы своих кровавых злодеяний, не так ли?
Теперь я не имел ни цента и ни малейшего представления о том, что все это значит и чем может кончиться. Кроме того, у меня в голове не зародилось ни единой мысли о том, как все это остановить.
Хотя я уже понял, что распускать язык не следует, поскольку это спровоцирует очередной удар дубинкой, но все-таки повторил свой вопрос:
— Куда вы меня везете? Я — американский полицейский и прибыл сюда, чтобы расследовать дело об убийстве.
Полицейский что-то пролаял на своем диалекте водителю, и тот резко вывернул руль. Меня прижало к двери. После этого водитель притер машину к бровке и ударил по тормозам. Мы остановились.
Коп и водитель вышли из машины. Оба! Затем коп рывком распахнул дверцу с моей стороны, я в прямом смысле вывалился из «тойоты» и упал на землю, поскольку со скованными за спиной руками мне нечем было держаться за борта или ручки внутри салона.
Помимо всего прочего, я угодил головой в кучу пыли, вновь испытал острую боль в разбитом лице и снова закашлялся, пытаясь на этот раз выкашлять не запекшуюся кровь, а сгустки пыли и грязи, забившие носоглотку.
Коп — или тот, кто выдавал себя за копа, ибо Бог знает, кем был этот тип на самом деле, — подхватил меня под мышки, потянул вверх и поставил на колени. Я видел, с каким любопытством наблюдал за этой сценой малыш, сидевший у заднего окна микроавтобуса «ауди», проезжавшего мимо.
— Ты — храбрый парень, белый человек. Очень храбрый — и столь же тупой, чтоб тебя черти взяли!
На этот раз, впервые за все время, говорил водитель. Приблизившись ко мне, он сначала ударил меня правой рукой по левой стороне лица, а потом левой — по правой стороне. Я держался как мог, приложив максимум усилий к тому, чтобы не упасть снова в пыль.
— Вы, ребята, отлично справляетесь со своей полицейской работой, — с издевкой произнес я, поскольку мне уже было наплевать, что произойдет потом.
А потом на меня посыпались удары.
Сначала боковой в висок. Мне даже показалось, что при этом у меня в черепе что-то лопнуло. Затем множество других.
Не знаю, сколько всего сильнейших ударов кулаками они мне нанесли. Поскольку отключился, полагаю, после четвертого.
Глава тридцать восьмая
Невозможно… невероятно, беспрецедентно.
Когда я очнулся, кругом стояла тьма. У меня все болело, особенно лицо вокруг носа. Поначалу сознание никак не отреагировало на то, что мое тело начало пробуждаться к жизни. Я не знал, что нахожусь в Африке, зачем сюда приехал, и задавался только одним вопросом: «Как, к дьяволу, я здесь оказался?»
Потом начавшее оживать сознание сформулировало следующий вопрос: «А где, собственно, это самое „здесь“?»
И секундой позже: «Куда, интересно знать, меня завезли?»
Я протянул руку и, коснувшись виска, ощутил острую боль в открытой ране. Потом вдруг вспомнил, что был в наручниках, но теперь они не стягивали более мне запястья.
Я лежал на спине на каком-то твердом покрытии. Возможно, на камне или бетоне.
И кто-то смотрел на меня сверху вниз. Я не видел выражения его лица, поскольку, повторяю, меня окружала темнота. Не непроглядная, но тем не менее…
Короче, я видел только то, что на меня смотрит чернокожий.
Потом пришло ощущение того, что на меня смотрит отнюдь не один человек, а много. Приглядевшись, я пришел к выводу, что вокруг меня собрались не менее дюжины мужчин. И тут до меня дошло — это заключенные, а сам я — в тюрьме. Такой же заключенный, как все они.
— Белый человек очнулся, — сказал кто-то из них.
Черт, меня выдала одежда, и все они давно уже знают, что я американец, а как я уже успел себе уяснить за время путешествия, американцев в этих краях не жалуют и словосочетание «белый человек» здесь сродни ругательству.
— Где я? — Мои слова больше напоминали хрип затравленного зверя, чем человеческую речь. — Вода есть?
Тот, кто заговорил первым, ответил и на мой невнятный вопрос:
— Только утром принесут, друг.
Он наклонился ко мне и помог верхней части моего тела принять вертикальное положение. Лучше бы не помогал, поскольку ребра болели так, словно по ним колотили железным прутом, а голова раскалывалась.
Впрочем, сидячее положение имело и преимущества. Так, мне удалось разглядеть, что я нахожусь в некоем подобии тюремной камеры, которая, впрочем, больше напоминала склеп или даже пещеру. А еще здесь ужасно пахло. Вероятно, из отверстия в углу — своеобразной общественной уборной. Чтобы не стошнило, я стал часто и неглубоко дышать ртом.