Алекс Войд (СИ)

Через месяц и две недели наступил день суда, но я держался уверенно, ведь кто, если не я? Как выяснилось, от меня, кажется, отказалась семья, хотя я до сих пор не могу в это поверить. Понимаю, что отец мог бы так поступить, но мать… Эта мысль не укладывалась в голове, и я перебирал десятки возможных причин, по которым мои родители словно испарились из моей жизни, но так и не нашёл убедительных объяснений.

В конце концов, мы живём в материальном мире, и здесь важны факты. Поэтому пришлось смириться с тем, что в данный момент у меня есть только я сам и небольшая надежда на гениальность Геннадия. Паниковать буду потом, если меня приговорят к заключению.

На суде я вёл себя спокойно, как только мог человек, чья жизнь вот-вот может пойти под откос. В зале я увидел князя Романа Глебовича с хмурым видом; он быстро отвёл взгляд, когда наши глаза встретились. Как можно так обращаться со своим гостем: бросить его на произвол судьбы, словно бездомное животное? Впрочем, вести расследование — это задача правоохранительных органов, и князь не обязан вмешиваться. Но всё же он мужчина, а не плакса! Сколько можно оплакивать дядю и не включать голову? Неужели ему не интересно, кто на самом деле убил Вадима, или он настолько наивен, что слепо доверяет следователю? А как же поговорка: «Доверяй, но проверяй»?

Короче говоря, суд прошёл плохо для меня: через неделю меня отправят в колонию на север, полную настоящих преступников. Я знаю, что там найдутся и невиновные, как я, но статистика говорит о большем числе виновных. Представляю себе жизнь в тюрьме; единственный плюс — я физически крепок и умею драться. Недостатков же слишком много.

Геннадий сочувственно посмотрел на меня, когда меня в наручниках уводили после завершения процесса. Но я не обличал эмоций, ведь зачем их показывать людям, которым я безразличен?

Я уселся на нары, так ведь заключённые называют койки? И подумал, что пора начинать паниковать. Вспомнилась вся моя прошлая жизнь, которой я иногда не был доволен. Хотелось бы вернуться в прошлое и врезать самому себе по роже. Это всё равно что с насморком: когда мы здоровы и свободно дышим, мы не осознаём, насколько это замечательно. Но стоит заболеть, как начинаем скучать по тем дням, когда даже одна свободная ноздря казалась счастьем.

Но, с другой стороны, если ценить всё подряд: каждый чих и каждый вздох, то это уже смахивает на абсурд!

Так о чём это я размышлял? Ах да, точно! У меня ведь официальный перерыв на страдания. Моё лицо выражало грусть, и я вполне соответствовал образу человека в депрессии. Однако слёзу выдавить так и не удалось, сколько бы я ни старался. Да и зачем мне плакать? Ведь я ещё не в тюремном лагере на севере.

Однако лучше уж там не показывать слабость, иначе мои будущие товарищи по несчастью могут это не оценить. Я не удержался и рассмеялся над самим собой благодаря развитому чувству самоиронии. Как можно смеяться, когда ты напуган до смерти?

Было бы странно утверждать, что невиновный человек, впервые оказавшийся на зоне, не испытывает страха и тревоги. Это полный бред! Такое, наверное, только в фильмах бывает, где крутые герои бесстрашно готовятся к отправке в тюремный лагерь. Я сам по себе тоже крут, но вот к тюрьме меня родители не готовили. Хотя кого из нас готовили? В общем, это не важно!

Сейчас бы подошла грустная музыка и дождь за окном. Осталось только обнять колени и пролить слезу, а на дверь повесить табличку: «Не беспокоить! У Алекса Войда перерыв на страдания! Руки за решётку не совать, а то откусит со злости!»

К слову о злости: она кажется более веселой, чем депрессия. Мне явно она больше подходит, ведь со мной обошлись несправедливо. Кто конкретно виноват, пока не знаю, но следователь точно подлец! Если кого и стоит упечь за решётку, так это его. Интересно, сколько он уже людей отправил в лагеря без вины? Но хватит о нём думать! Пошёл он нафиг! Думать еще об этой скотине, мне не хватало!

Надо действовать, потому что страдания — это, судя по всему, не моё. Буду мыслить логически. Можно так-то подать апелляцию, чтобы дело рассмотрели повторно, но ещё не факт, что её одобрят, да и не факт, что всё переменится. А стоит ли ждать чуда и помощи хрен знает откуда? Стопудово, что не стоит!

Остаётся один вариант — самый сложный и кажущийся невозможным: бежать отсюда куда глаза глядят. Нужен план побега, и у меня есть всего неделя на его осуществление.

Что я имею? Практически ничего. Но если верить философам, «ничто» это уже что-то. Оставим философию! В учреждении пять охранников на посту, а всего их гораздо больше, но они расположены в другом корпусе. Мои преимущества: я быстрый, ловкий и сильный. Минусы: я заключён за железной дверью, а снаружи пять вооружённых конвоиров.

К плюсам добавлю ещё одно: мне больше нечего терять, разве что жизнь. Но какая жизнь меня ждёт? Даже не хочу об этом думать! Страшно представить будущее в чужой стране без денег, крыши над головой и связей… И всё же есть шанс изменить свою судьбу.