Когда принцесса Анна скрылась за дверью, медленно опустился на топчан, упёрся руками в края, будто боится упасть и долго сидел так, пристально глядя в тёмный угол. Не заметил, как мигнул несколько раз светильник и погас. В глазах давно было темно.
Ещё не успели как следует зажить раны, а гладиатора по имени Золотая Грива снова вывели на арену. Зина, для которой золото важнее всего, вынуждена была так поступить - зрители, собравшиеся в неимоверном количестве, требовали только его. Тысячи людей орали, свистели, топали ногами и выкрикивали имя - Золотая Грива! Недавно отремонтированные трибуны, до сего дня казавшиеся прочными и крепкими, теперь жалко скрипели, трещали под напором огромной массы и со стороны казалось, что весь цирк приседает и вздрагивает, угрожая развалиться, словно карточный домик. Чтобы глупо не потерять такого ценного бойца, Зина, скрепя сердце, приказала выдать хорошую броню. У неё был один комплект отличных доспехов, таких, что самому императору не стыдно надеть. Притом, что даже просто хорошие солдатские доспехи стоили достаточно недёшево, а за доспехи императорского гвардейца надо было вообще состояние отдать, эти выглядели так, как будто их только что украли из императорской сокровищницы. Всё, кто был хорошо знаком с Зиной, знали, что она всегда предпочитала кражу честной сделке.
Под пристальным наблюдением целой своры стражников Александра облачили в сверкающую броню. Панцирь оказался немного узковат в плечах и поножи тесноваты. Вызвали кузнеца и приказали срочно заменить застёжки. Через полчаса взмокший от усердия кузнец собственноручно приладил панцирь, застегнул поножи и латные рукавицы. Когда облачение в броню закончилось, всё невольно ахнули - перёд изумлёнными стражниками, прислугой, Зиной стоит настоящий стальной великан. Отполированные листы брони холодно сверкают даже в тени помещения, всё сочленения, промежутки плотно закрыты сталью и только по краям выглядывают полоски поддетой под низ мелкоячеистой кольчуги. Александр повернулся направо, налево, чуть присел, поднял и опустил руки. Получилось легко, свободно, нигде не скрипнуло, не зазвенело. Броня было идеально подогнана. Поднял руки к лицу, сжал железные кулаки. Стальные сочленения тихо скрипнули, сжатые сильными пальцами, но в абсолютной тишине получился грозный скрежет. Поднял глаза. Вокруг бледные, испуганные лица. Стражники сбились в кучу, ладони судорожно сжимают рукояти наполовину вынутых мечей. Зина, и так невысокая, как-то странно ссутулилась, опустила голову и откуда-то снизу злобно-испуганно смотрит на него. Даже Антип, всегда надутый и важный, в этот раз скромно сопит в сторонке, поминутно вытирая потную шею серым от грязи платком. С трибун донёсся очередной вал криков. Зрители требовали Золотую Гриву.
- Шлем не давать, - сипло каркнула Зина. С ненавистью глядя снизу вверх, добавила: - Прикажи арбалетчикам целиться в голову и чуть что - залп. Понял, Антип?
- Да, хозяйка, - поклонился в ответ.
- Хорошо. А теперь на арену. Да смотрите мне, паразиты!
Рабы ещё засыпали свежим песком кровавые пятна, когда на арену важно вышел объявляющий.
- А сейчас, уважаемые господа, на бой выходит Золотая Грива-а! - заревел он, раздувая щёки и шевеля чёрными усами. Трибуны, до отказа заполненные "уважаемыми господами", взорвались ликующим воплем. Словно одна гигантская пасть исторгла вой и крик. Шум идёт волной, по кругу, постепенно закручиваясь в водоворот и стихает, будто провалился в песок. Остался только странный шорох и гул, словно тысячи и тысячи крабов шуршат панцирями и сталкиваются шипастыми туловищами. Гул усилился. Два дюжих стражника на вытянутых руках торжественно выносят гигантский двуручный меч. Стараясь не споткнуться на песке, медленно выходят на середину арены. Один ловко убирает руки, длинное лезвие стремиться вниз, а второй с силой давит на рукоять. Меч вонзается в землю. Легко, словно в масло. Стражники идут обратно, а зрители умолкли, внимательно рассматривая блистающий в центре арены меч. Кроваво красные рубины, вставленные в навершие рукояти и крестовину, горят адским огнём, словно багровые глаза твари из преисподней. Кое-кто даже тихонько взвыл от сладкого ужаса.