Александр Башлачёв: человек поющий

Привольны исполинские масштабы нашей области.
У нас — четыре Франции, семь Бельгий и Тибет.
У нас есть место подвигу. У нас есть место доблести.
Лишь досугу бездельному у нас тут места нет.

А так — какие новости? Тем более, сенсации...

С террором и вулканами здесь все наоборот.
Прополка, культивация, милли... мелле-орация,
Конечно, демонстрации. Но те — два раза в год.

И все же доложу я вам без преувеличения,

Как подчеркнул в докладе сам товарищ Пердунов,
Событием принце... пренци-пиального значения
Стал пятый слет-симпозиум районных городов.

Президиум украшен был солидными райцентрами —

Сморкаль, Дубинка, Грязовец и Верхний Самосер.
Эх, сумма показателей с высокими процентами!
Уверенные лидеры. Опора и пример.

Тянулись Стельки, Чагода... Поселок в ногу с городом.

Угрюм, Бубли, Кургузово, потом Семипердов.
Чесалась Усть-Тимоница. Залупинск гладил бороду.
Ну, в общем, много было древних, всем известных городов.

Корма — забота общая. Доклад — задача длинная.

Удои с дисциплиною, корма и вновь корма.
Пошла писать губерния... Эх, мать моя целинная!
Как вдруг — конвертик с буквами нерусского письма.

Президиум шушукался. Сложилась точка зрения:

— Депеша эта — с Запада... Тут бдительность нужна.
— Вот, в Тимонице построен институт слюноварения.
Она — товарищ грамотный и в англицком сильна...

— С поклоном обращается к нам тетушка Ойропа.

И опосля собрания зовет на завтрак к ней...
— Товарищи, спокойнее! Прошу отставить ропот!
— Никто из нас не завтракал — у нас дела важней.

Ответим с дипломатией... Мол, очень благодарные,

Мол ценим и так далее, но, так сказать, зер гут!
Такие в нашей области дела идут ударные,
Что даже в виде исключения не вырвать пять минут.

И вновь пошли нацеливать на новые свершения.

Была повестка муторной, как овсяной кисель.
Вдруг телеграмма: — Бью челом! Примите приглашение!
Давайте пообедаем. Для вас накрыт Брюссель...

Повисло напряженное, гнетущее молчание.

В такой момент — не рыпайся, а лучше — не дыши!
И вдруг оно прорезалось — голодное урчание
В слепой кишке у маленького города Шиши.

Бедняга сам сконфузился! В лопатки дует холодом.

А между тем урчание все громче и сочней.
— Позор ему — приспешнику предательского голода!
— Никто из нас не завтракал! Дела для нас важней!

— Товарищи, спокойнее! Ответим с дипломатией...

Но ярость благородная вскипала, как волна.
— Ту вашу дипломатию в упор к отцу и матери! —
— Кричала с места станция Октябрьская Шахна.

— Ответим по-рабочему... Чего там церемониться...

— Мол, на корню видали мы буржуйские харчи! —
Так заявила грамотный товарищ Устъ-Тимоница,
И хором поддержали ее Малые Прыщи.

Трибуну отодвинули. И распалили прения.

Хлебали предложенья, как болтанку с пирогом.
Объявлен был упадочным процесс пищеварения,
А сам Шиши — матерым, подсознательным врагом.

— Пущай он, гад, подавится Иудиными корками!

— Чужой жратвы не надобно. Пусть нет — зато своя!
Кто хочет много сахару — тому дорога к Горькому!
А тем, кто с аппетитами — положена статья...

И населенный пункт 37-го километра

Шептал соседу радостно: — К стене его! К стене!
Он — опытный и искренний поклонник стиля «ретро»,
Давно привыкший истину искать в чужой вине.

И диссидент Шиши горел красивым синим пламенем...

— Ату его, вредителя! Руби его сплеча!
И был он цвета одного с переходящим знаменем,
Когда ему товарищи слепили строгача.

А, впрочем, мы одна семья — единая, здоровая.

Эх, удаль конармейская ворочает столы.
Президиум — «Столичную», а первый ряд — «Зубровую»,
А задние — чем бог послал, из репы и свеклы.

Потом по пьяной лавочке пошли по главной улице.

Ругались, пели, плакали и скрылись в черной мгле.
...В Мадриде скисли соусы. В Париже сдохли устрицы.
И безнадежно таяло в Брюсселе крем-брюле.