Средняя длина предложения: 45 знаков — на редкость ниже среднего (82)!
Доля диалогов в тексте: 38%, что близко к среднему (36%).»
Надо думать, что малый словарный запас, короткие предложения и большая доля диалогов — это следствия упрощённого представления вещей.
Пояснение:
1. Если автор игнорирует некоторые феномены, то он их и не называет. Из-за этого уменьшается разнообразие используемых им слов. (Разумеется, можно изощряться с синонимами, то есть, маскировать простоту содержания стилистическими вывертами.)
2. Длинные и сложные предложения — инструмент выражения сложных отношений между сущностями. Если автор не выражает сложных отношений между сущностями, то и длинные предложения ему не нужны.
3. Диалог меньше, чем авторская речь, годится для выражения сложностей, потому что имитирует реальное устное общение, а оно смыслами сильно не нагружается, поскольку людям трудно и говорить глубокомысленно, и воспринимать глубокомысленное на слух.
Итого, даже если не «на глазок», а по статистике, то всё равно получается, что Александр Беляев — писатель простенький. Его тексты — где-то на уровне «Золотого ключика» Алексея Толстого. Ну, шедевры, предназначенные для детей, будут поважнее шедевров, предназначенных для взрослых: что посеешь, то и пожнёшь.
Александр Беляев прекрасно называл свои произведения: броско, притягивающе, но по существу. Этому можно у него поучиться:
«Голова профессора Доуэля»
«Последний человек из Атлантиды»
«Властелин мира»
«Остров погибших кораблей»
«Человек-амфибия»
«Борьба в эфире»
«Вечный хлеб»
«Продавец воздуха»
«Человек, потерявший лицо»
«Прыжок в ничто»
И др.
Александр Беляев против Ивана Ефремова. Ефремов интеллектуальнее, масштабнее, основательнее, но соответственно он и менее занимателен для большинства. Беляев рядом с Ефремовым — это «ширпотреб», но всё-таки «ширпотреб» не вульгарный.
Можно ли считать Александра Беляева ВЕЛИКИМ писателем, несмотря на слабости его стиля и отсутствие у него эпопей? Я думаю, величие бывает разное. Если Беляева русскоязычные люди читали по собственной инициативе больше, чем Льва Толстого, и от этого отнюдь не портились, а скорее даже улучшались, то Беляев попадает в разряд великих как бы автоматически — вместе со всеми своими недостатками. Быть великим можно по-толстовски, а можно и по-беляевски.
В 1942-м Александр Беляев умер от голода в оккупированном немцами Царском Селе (тогда Пушкине). «Место его захоронения достоверно неизвестно.» Возможно, Беляева даже съели (в Царском Селе вряд ли было много сытнее, чем в осадном Ленинграде). Он угас, устал бороться. При его здоровье и в его возрасте партизанить или добывать на пропитание какими-то другими способами было очень затруднительно, а оставить любимому писателю хотя бы связку гранат наши воины перед своим отходом не додумались. Может быть, он вдобавок не хотел, чтобы из-за него пострадали его жена и дочь. А может, надеялся, что Красная Армия скоро вернётся. Жену, дочь и тёщу Беляева немцы вскоре после его смерти угнали на работы в Польшу. Не исключено, что те даже сами вызвались, чтобы не умирать от голода за торжество коммунизма. После 1945 года Советская власть отправила их за это на 11 лет в ссылку на Алтай.
Из интервью Светланы Беляевой (Иван Жуков «Тайна смерти фантаста Беляева»):
— У отца много лет был туберкулез позвоночника. Самостоятельно передвигаться он мог только в специальном корсете. Он был настолько слаб, что об отъезде не могло быть и речи. В городе была специальная комиссия, которая в то время занималась эвакуацией детей. Предлагали вывезти и меня, но и от этого предложения родители отказались. В 1940 году у меня начался туберкулез коленного сустава, и войну я встретила в гипсе. Мама часто повторяла тогда: «Умирать — так вместе!».