Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2 полностью

Монетной улице, в шестом этаже. Я никогда не забуду

того ноябрьского вечера, когда я пришел к А. А. пер­

вый раз. Мы прошли в его кабинет — небольшую комна­

ту с полукруглым окном, у которого стоял письменный

стол. Почему-то в моей памяти до сих пор осталась лам­

па с белым бумажным, гофрированным абажуром, от ко­

торого струился мягкий, расплывчатый свет, и бювар из

красной кожи на письменном столе. Из бювара А. А. вы­

нимал исписанные своим размашистым четким почерком

листки «верже» и читал свои последние стихи, собранные

для сборника «Ночные часы» 1. Он был задумчив и, го­

воря своим тихим спокойным голосом, словно прислуши­

вался к чему-то и искал какого-то скрытого смысла в

произносимых им словах.

Я был тогда студентом-астрономом, и мои фантазии

о небесных мирах скоро оживили его лицо. Кто часто

91

виделся с А. А., тот знает, как редко оживлялось его

лицо и изменяло свое обычное немного усталое, задумчи­

вое и сосредоточенно-грустное выражение. В минуту же

оживления лицо А. А. делалось неузнаваемым.

Он мне признался, что никогда не видел неба в астро­

номическую трубу. Этого было достаточно, чтобы на

следующий день мы условились с А. А. пойти в обсервато­

рию Народного дома, где я часто дежурил, будучи чле­

ном общества «Русская Урания», которому и принадле­

жала обсерватория.

Мы нарочно выбрали позднее время, чтобы не было

в обсерватории посторонних посетителей. Воздух был

тогда достаточно прозрачен, и звезды ярко мерцали в ин-

дигово-темной глубине неба. Несмотря даже на восходя­

щую луну, отчетливо, через все небо, маячил Млечный

Путь. Желая пошутить над А. А., который, по моему

мнению, слишком уж благоговейно и даже с некоторым

страхом поглядывал на рефрактор, я задал ему вопрос:

хочет ли он увидеть на небе ангела? Самого настоящего,

без всякого обмана. Я навел рефрактор на ангела Петро­

павловского шпиля и пригласил А. А. взглянуть. Благо­

даря оптическому обману зрелище получилось порази­

тельное. На темно-синем небе резким силуэтом вырисо­

вался летящий ангел. Эффект был настолько силен, что

А. А. долго не мог понять, в чем дело, и думал, что

я положил в трубу изображение ангела.

Много мы объездили тогда звездных миров и, бродя

среди скалистых гор на луне, порядком-таки продрогли.

Я предложил идти согреться.

Мы спустились во «второй этаж» обсерватории, где

топилась чугунка, и выпили чаю с красным вином. Здесь,

в маленькой круглой комнате, едва помещался полукруг­

лый диван, письменный стол и шкаф с книгами; из этой

же комнаты, через люк в полу, можно было спуститься

по простой приставной лестнице в первый этаж обсерва­

тории, где помещалось у нас «фотографическое отделе­

ние».

«Как здесь тихо и х о р о ш о , — говорил А. А. — Только

знаете, меня почему-то подавляет эта бесконечность ми­

ров; она вызывает у меня чувство какой-то мучительной

тоски. Я думаю, чтобы полюбить этот мир, нужно кого-

нибудь полюбить в этом мире».

С этого времени А. А. довольно часто заглядывал

к нам в обсерваторию и оставался там иногда до рассве-

92

та. Под утро мы вместе возвращались домой, идя по

пустынному, снежному Александровскому парку до Ка-

менноостровского проспекта.

Некоторое время А. А. долго не заходил в обсервато­

рию, и я, послав ему письмо и свою новую книжку сти­

хов 2, получил от него следующий ответ:

Дорогой С<тепан> С<тепанович>.

Не могу видеться с Вами сейчас (от усталости,

от многих дел, от нервного расстройства), но давно имею

потребность сказать Вам, что книжка Ваша (за исключе­

нием частностей, особенно псевдонима и заглавия) мно­

гим мне близка. Вас мучат также звездные миры, на ко­

торые Вы смотрите, и особенно хорошо говорите Вы

о звездах.

Александр Блок.

Ноябрь 1911

Во время наших совместных наблюдений в обсервато­

рии к нам присоединялись иногда два моих товарища

по университету (оба теперь умершие; один из них —

Эниш — автор книги «Комета Галлея»), и А. А. так

к ним привык, что всегда справлялся о них, когда

их не было в обсерватории.

А. А. во время своего увлечения небом интересовался

вопросом о душе и никак не мог примириться с мыслью,

что нами управляет, как и всей природой, «физический

закон». Вот почему в это время этот «физический закон»

так угнетал и подавлял индивидуализм А. А. Блока,

взлелеянный им на романтических берегах поэзии Жу­

ковского, Тютчева и В. Соловьева, и вызывал тоску оди­

ночества, когда он смотрел в бездонные пучины неба,

где «без руля и без ветрил» 3 в стройном порядке смы­

кали орбиты небесные светила.

АННА АХМАТОВА

О БЛОКЕ

В Петербурге, осенью 1913 года, в день чествования

в каком-то ресторане приехавшего в Россию Верхарна,

на Бестужевских курсах был большой закрытый (то есть

только для курсисток) вечер. Кому-то из устроительниц

пришло в голову пригласить меня. Мне предстояло чест­

вовать Верхарна, которого я нежно любила не за его

прославленный урбанизм, а за одно маленькое стихотво­

рение «На деревянном мостике у края света».

Но я представила себе пышное петербургское ресто­

ранное чествование, почему-то всегда похожее на помин­

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное