Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2 полностью

ки и против них четко написал: «Этого нельзя». Это —

именно те строчки, где неуклюжий, неловкий оборот соз­

давал, как я поняла позже, впечатление двусмысленно­

сти.

Как потом разглядывала, как изучала я эти его еле

заметные черточки, скобки! Это был мой «литературный

институт». Это был его отстоявшийся, проверенный опыт,

который поэт с беспримерной добротой хотел передать

незнакомой девчонке, полуребенку. И, наперекор соб­

ственному утверждению о том, что «никакие ценители

тут не п о м о г у т » , — он помог мне, как никто.

В стихи была вложена записка — на таком же белом

листке, и с таким же учтивым обращением «Многоува­

жаемая Елена Михайловна!». Записка была недлинная.

Она вся состояла из трех строчек:

106

«В каждом человеке несколько людей, и все они

между собой борются. И не всегда достойнейший побеж­

дает. Но часто жизнь сама разрешает то, что казалось

всего неразрешимей».

Это как будто бы не имело прямого отношения ни к

моему письму, ни к моим стихам. Я приняла это, как

ответ на какой-то незаданный в о п р о с , — отклик на какие-

то глубоко и скрыто зреющие полуосознанные мысли.

В дальнейшем моя судьба сложилась очень неровно.

В прихотливых жизненных перипетиях я утратила дра­

гоценные страницы, исписанные почерком Блока; и те­

перь письмена эти хранятся единственно в моей памяти.

Но — «песня — песнью все пребудет...» 10. А Песня Судь­

бы звучит многими голосами; в их числе и симфониче­

ский голос Блока, и мой т о г д а ш н и й , — неуверенный, мла­

денчески слабый, но все же озвученный временем го¬

лос.

ВС. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

ИЗ КНИГИ «СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ»

(Рассказ Сергея Есенина

в изложении Вс. Рождественского)

В середине лета 1924 года случилось так, что нам

с Есениным надо было ехать вместе в Детское Село.

<...>

В вагоне мы много говорили о Москве, и меня удиви­

ло, что на этот раз он отзывался о многих своих мос­

ковских приятелях с оттенком горечи и даже некоторого

раздражения. Тем охотнее возвращался он к беспечаль­

ным временам юности, когда еще никому не ведомым

парнем приехал в Петроград в поисках литературной

славы.

Вот что рассказывал он мне о своей первой встрече

с Александром Блоком.

Блока я знал уже д а в н о , — но только по книгам. Был

он для меня словно икона, и еще проездом через Моск­

ву я решил: доберусь до Петрограда и обязательно его

увижу. Хоть и робок был тогда, а дал себе зарок: идти

к нему прямо домой. Приду и скажу: вот я, Сергей Есе­

нин, привез вам свои стихи. Вам только одному и верю.

Как скажете, так и будет.

Ну, сошел я на Николаевском вокзале с сундучком

за спиной, стою на площади и не знаю, куда идти даль­

ш е , — город незнакомый. А тут еще такая толпа, извоз­

чики, трамваи — растерялся совсем. Вижу, широкая

улица, и конца ей нет: Невский. Ладно, побрел потихо­

нечку. А народ шумит, толкается, и все мой сундучок

ругают. Остановил я прохожего, спрашиваю: «Где здесь

108

живет Александр Александрович Блок?» — «Не з н а ю , —

о т в е ч а е т , — а кто он такой будет?» Ну, я не стал ему

объяснять, пошел дальше. Раза два еще спросил — и все

неудача. Прохожу мост с конями и вижу — книжная

лавка. Вот, думаю, здесь уж наверно знают. И что ж

ты думаешь: действительно раздобылся там верным адре­

сом. Блок у них часто книги отбирал, и ему их с маль­

чиком на дом посылали 1.

Тронулся я в путь, а идти далеко. С утра ничего не

ел, ноша все плечи оттянула. Но иду и иду. Блока по­

видать — первое дело. Все остальное — потом. А назавт­

ра, надо сказать, мне дальше ехать. Пробирался я тогда

на заработки в Балтийский порт (есть такое место где-то

около Либавы) и в Петрограде никак дольше суток оста­

ваться не рассчитывал. Долго ли, коротко ли — дошел

до дома, где живет Блок. Поднимаюсь по лестнице, а

сердце стучит, и даже вспотел весь. Вот и дверь его

квартиры. Стою и руки к звонку не могу поднять. Лег­

ко ли п о д у м а т ь , — а вдруг сам Александр Александрович

двери откроет. Нет, думаю, так негоже. Сошел вниз, по­

ходил, походил около дома и решил наконец — будь что

будет. Но на этот раз прошел со двора, по черному ходу.

Поднимаюсь к его этажу, а у них дверь открыта, и чад

из кухни так и валит.

Встречает меня кухарка. «Тебе чего, паренек?» —

«Мне б ы , — о т в е ч а ю , — Александра Александровича пови­

дать». А сам жду, что она скажет «дома нет», и придет­

ся уходить несолоно хлебавши. Посмотрела она на меня,

вытирает руки о передник и говорит: «Ну ладно, пойду

скажу. Только ты, милый, выйди на лестницу и там

постой. У меня тут, сам видишь, кастрюли, посуда, а ты

человек неизвестный. Кто тебя знает!» 2

Ушла и дверь на крючок прихлопнула. Стою. Жду.

Наконец дверь опять настежь. « П р о х о д и , — г о в о р и т , —

только ноги вытри!»

Вхожу я в кухню, ставлю сундучок, шапку снял, а

из комнаты идет мне навстречу сам Александр Александ­

рович.

— Здравствуйте! Кто вы такой?

Объясняю, что я такой-то и принес ему стихи. Блок

улыбается:

— А я думал, вы из Боблова. Ко мне иногда заходят

земляки. Ну пойдемте! — и повел меня с собой.

109

Не помню сейчас, как мы тогда с ним разговор на­

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное