Читаем Александр Дейнека полностью

Отношения его с руководством Академии художеств СССР, будь то Александр Герасимов или Владимир Серов, и с советскими вождями складывались не всегда просто. Но ключ к сердцу Екатерины Фурцевой он все-таки подобрал. Это выглядит особенно парадоксально, если вспомнить, что в период работы Дейнеки в МИПИДИ Фурцева приезжала в институт в поисках компромата на него. Впрочем, она часто меняла свое мнение в зависимости от политической конъюнктуры, что видно из открытых недавно архивных документов. В 1960 году Екатерину Алексеевну не избрали в состав Президиума ЦК КПСС (то есть убрали с партийного олимпа по велению Хрущева), что стало для нее страшным ударом, но оставили министром культуры. На этом посту она оставалась до 1971 года и была крайне активна, как и раньше. Деятельность ее отличалась разными и иногда взаимоисключающими шагами.

Екатерина Алексеевна, в отличие от многих начальственных дам, оставалась на своих высоких постах настоящей женщиной, не чуждой романтическим чувствам и увлечениям. У нее сложились дружеские отношения с некоторыми представителями творческой интеллигенции, включая Дейнеку. Его водитель Владимир Галайко даже называл ее лучшей подругой художника. По понятным причинам Владимир Алексеевич обращает внимание прежде всего на «автомобильную» составляющую отношений Дейнеки и Фурцевой: «Екатерина Алексеевна, она лучший человек у него была! Он часто встречался с ней. Она в машине с нами ездила, мы в Кремль ездили, и она ездила на „чайке“ вместе с ним. Я ехал следом. И она всё повторяла: „Саша, Сашка, Сашенька“. И он ей: „Катенька моя!“ Я ему говорю: „Чего вы так с ней, она же, это, с ней же и Хрущ дружит!“ А он говорит: „Да я, если надо, если захочу — завтра Хруща сниму!“».

«Да как вы снимете?!» — удивлялся водитель, никогда не скрывавший своей работы на КГБ. «Как? Создам мнение, и тут же его, это того!» — говорил Дейнека. Кстати, в конечном счете так и получилось. По воспоминаниям водителя, Фурцева часто бывала в мастерской у Александра Александровича на улице Горького. «Даже было так, что мы ехали вместе, а следом „чайка“ пустая ехала, а она ехала в нашей машине. Сказать, что они были в близких отношениях, я не скажу, потому что не то, что „не скажу“, а не знаю. Вот так», — признавался Галайко в интервью сотруднице Картинной галереи имени Дейнеки в Курске Марине Тарасовой. По всей видимости, Дейнеке удалось добиться симпатии власти на склоне жизни, став одним из фаворитов Екатерины Фурцевой. Мы никогда не узнаем, какими точно были у них отношения, но одно можно предположить с большой долей уверенности: и тот и другая были большими любителями заглянуть в рюмку. И это их, конечно, сближало.

По воспоминаниям водителя, Дейнека иногда разговаривал по телефону с Хрущевым: «Он не ему именно звонил, а позвонит секретарям, а потом его соединяли с Хрущевым», но о содержании бесед ему ничего известно не было. По всей вероятности, Дейнека обсуждал с Хрущевым оформление Кремлевского дворца съездов, где по эскизам мастера были созданы мозаичные гербы союзных республик СССР. Их можно увидеть и сегодня. Вот что писала об этой работе Екатерина Сергеевна Зернова: «Иные художники громоздили в эскизах многофигурные композиции, а он просто предложил гербы, соединив их развевающимися лентами, входившими в рисунок каждого герба. Получился непрерывный фриз и четкое членение. Очень красиво сочеталось розовое с золотом»[227].

Об этой работе Дейнеки вспоминают довольно редко, поскольку нет больше союзных республик, как нет и Советского Союза. В центре, при входе в зал заседаний Кремлевского дворца на потолочном торце в технике флорентийской мозаики исполнен герб РСФСР на фоне четырех красных знамен, а справа и слева на фоне двух развевающихся знамен — гербы союзных республик, которые теперь превратились в новые независимые государства. Здесь и герб Армянской ССР с горой Арарат, и герб Латвийской ССР с морскими волнами. Золотые мозаики остаются памятником несуществующей больше стране. Будем надеяться, что их не постигнет судьба многих других замечательных мозаик, которые скалывают в наши дни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное