Но случались и приятные моменты: так, во Флоренции Александр с радостью убедился в том, что его отношения с сыном на расстоянии улучшились. Отец и сын обменивались теперь искренними, полными нежности письмами. «Не беспокойся, – пишет Александр Первый Александру Второму 30 ноября 1840 года, – не полгода и не два года я буду заботиться о тебе, а всегда, до тех пор, пока ты совсем не встанешь на ноги».
Он занимался воспитанием этого одичавшего мальчишки с тем большим старанием, что чувствовал свою вину перед ним за то, что так долго им пренебрегал. Прислушиваясь к поэтическому лепету своего юного соперника, он советовал сыну научиться сочинять латинские стихи – тогда лучше будут получаться у него и те, которые он пишет по-французски, освоить древнегреческий, чтобы иметь возможность читать Гомера, Софокла и Еврипида в оригинале, читать Библию в переводе Саси, погрузиться с головой в сочинения Шекспира, Данте, Корнеля, слово за словом смаковать Мольера: «Никто никогда не сможет писать лучше». Но неофиту при этом не следовало забывать и о современных авторах. Если говорить о Гюго, Александр Первый предлагал Александру Второму на выбор лучшие монологи из «Эрнани», «Король забавляется» и «Марион Делорм». И прибавлял: «Наконец, что касается меня, ты вполне можешь выучить рассказ Стеллы из „Калигулы“ и охоту Якуба на Льва, а также всю сцену из третьего акта между графом, Карлом VII и Аньес Сорель».
Дюма без ложной скромности помещал себя самого среди великих. Он ничуть не сомневался в том, что сын восхищается им. Время недоразумений прошло, наступили времена семейного согласия. Ему казалось даже, будто в этой новой атмосфере взаимопонимания он работает более энергично и вдохновенно. Едва закончив «Шевалье д’Арманталя» – роман, первый набросок которого уступил ему Огюст Маке, Дюма предложил тому же «поставщику» взяться вместе с ним за легкую пьесу «Брак во времена Людовика XV». Сюжет ее он кратко изложил будущему соавтору так: «Молодая девушка – совсем молоденькая и очень простодушная […] – вышла замуж за молодого человека, почти такого же молодого, как и она сама, но одержимого современной мыслью о том, что жизнь человека без страсти ничего не стоит. Своего рода подражателя Антони…» Александр мечтал о том, чтобы в этой комедии играла одна из последних его любовниц, Леокадия Эме Доз, рядом с его новой близкой подругой, мадемуазель Марс, которая собиралась покинуть сцену. В конце концов Огюст Маке, который и без того был слишком занят, от совместной работы отказался, и Дюма один написал эту живую и невинную развлекательную пьеску. Желая убедить Жака Доманжа в том, что его новое произведение можно выгодно продать, Александр объясняет ему: «Эта пьеса […] не хуже „Мадемуазель де Бель-Иль“, но в другом роде, и она будет иметь большой успех, особенно если будет играть мадемуазель Марс». Едва на рукописи успели просохнуть чернила, Дюма поспешил прочитать «Брак во времена Людовика XV» кружку знакомых аристократов, в числе которых были герцогиня де Шуазель, граф де Лаборд, князь Голицын, герцог де Люк и кое-какие особы, несколько менее знатные. Ида, пышно разодетая, присутствовала при чтении в качестве супруги автора. И у нее был случай насладиться совершенным триумфом! Она немедленно написала Жаку Доманжу: «Вы даже и представить себе не можете, какое впечатление произвела пьеса. Никогда не видела подобного восторга. […] Я нахожу, что это лучшая комедия нашего времени. Александр превзошел себя, и я думаю, что это лучше, чем „Мадемуазель де Бель-Иль“, так считаю я и так считают все, кто слушал пьесу. Так что прошу вас, дорогой друг, не прислушиваться к шуму, который поднимают Французский театр, этот дурак Бюлоз или газеты, не забивайте себе этим голову. Вы не знаете, что это за сброд, и не знаете причин, заставляющих их так говорить и действовать!»
На следующий же день после чтения новой пьесы герцог Лукки наградил автора, пожаловав ему Большой крест своего крошечного герцогства. Александр, который мог к этому времени уже похвастаться крестом Почетного легиона, орденом Изабеллы Католической, и тем, что преподнес ему Леопольд I Бельгийский, и шведским орденом Густава Вазы, и орденом Святого Иоанна Иерусалимского, был на седьмом небе от счастья. Он поручил Доманжу купить ему в Париже «локоть[71]
зеленой ленты Вазы и локоть орденской ленты Изабеллы Католической». С этой целью «благодетелю» были отправлены образчики, цвета которых следовало соблюдать в точности. У Иды тоже голова кружилась от восторга при виде мужа, у которого грудь сверкала и переливалась, словно витрина магазина накануне Рождества.