Александр Дюма

Утром девятого числа он прибыл в Мадрид – как раз вовремя, чтобы десятого присутствовать на свадьбе герцога де Монпансье и инфанты Луизы-Фернанды. Сразу после этого события обоих Дюма закружил вихрь, в котором чередовались спектакли, фейерверки, балы, народные праздники и бои быков. Посещение Эскуриала, обед во дворце в обществе епископов, камергеров и испанских грандов произвели на Александра куда меньшее впечатление, чем бои на арене между несущими смерть матадорами и животными, чья кровь лилась на песок. Ему казалось, что эта жестокая забава отвечает его собственной природе, жаждущей опасностей и славы. Он чувствовал себя на месте здесь, в этой примитивной и вместе с тем театральной обстановке. К тому же все испанцы, говорившие по-французски, им восхищались. Должно быть, они угадали в нем человека своей породы. Инстинктивно они прозвали его Амо, что означает «хозяин, руководитель, владелец». Он, давно уже ставший кавалером ордена Изабеллы Католической, внезапно оказался награжденным еще и орденом Карла III. Осыпанный почестями, он вместе с сыном и друзьями продолжил путь к югу. К этому времени маленький отряд пополнился двумя французами: один из них – художник-карикатурист Эжен Жиро, второй – Дебароль, «человек с ружьем», нелепый чудак, который не мог пропустить ни одной крысы, ему непременно надо было в нее прицелиться. Толедо, Гренада, Кордова поочередно принимали путешественников, которые восторгались монументами и пейзажами, но на все лады проклинали испанскую кухню. В Севилье, во время бала, Дюма был покорен движениями танцовщиц, чьи тела изгибались так сладострастно, что казалось, будто это они своими бедрами, грудями, спиной, животом производят ту самую любовную музыку, которая сопровождала танец. Какой урок для французских женщин, ставших жертвами ложной стыдливости! Они не умеют воспламенять, как здешние женщины, повинуясь требованиям крови. Как жаль, что уже пора уезжать!

В порту Кадиса участников экспедиции ждал обещанный Сальванди корвет «Стремительный» («V`eloce»), и они вместе со своим багажом поднялись на борт. Двадцатого ноября корабль вышел в море. Александр осознал, что теперь, после полутора месяцев всевозможных развлечений, начинается наконец его истинная миссия: он откроет для себя Африку, воздаст должное героизму французских солдат и побудит соотечественников устремиться искать счастья на этой пока еще нетронутой земле. Но его собственный сын откололся от остальных, он остался в Кордове, где его удерживали мимолетные любовные увлечения. Что ж, ничего не поделаешь! Придется несколько дней обходиться без него. Двадцать первого ноября путешественники высадились на берег в Танжере и немедленно приняли участие в охоте на кабана вместе с одним англичанином и еще одним французом – и тот, и другой были канцлерами своих посольств, английского и французского. Слуги, сопровождавшие караван, были арабами или неграми, лошадей напрокат давали евреи, к которым очень плохо относились мавры-загонщики – прочесывая кусты, с тем чтобы выгнать оттуда кабана, они кричали: «Выходи-ка оттуда, паршивый еврей!»

Это восклицание, переведенное с арабского языка на французский Полем, странствующим слугой, привело Александра в негодование. Дюма, ставивший себя самого, мулата, выше чистокровных негров, считал, что евреи вправе претендовать на уважение, поскольку свое положение и свое богатство завоевали «в битве, длившейся восемнадцать веков». Мысль об этом соединялась у него с почти бессознательным ощущением, что в Марокко местное население питает к захватчикам-чужеземцам непримиримую ненависть. И путешественники очень скоро вернулись на корабль, спеша отправиться в Гибралтар, где их ждал, чтобы его подобрали, молодой Дюма, завершивший к этому времени свои краткие любовные приключения. Когда он присоединился к остальным, оказалось, что своему кордовскому опыту Александр-младший обязан не только воспоминаниями об экзотическом романе, но и длинной поэмой. Отец, прочитав это сочинение, решил, несмотря на то что стихи были слабыми, все-таки его напечатать. Это должно было стать первым шагом его сына на том пути, который ему самому с каждым днем приносил все больше славы.

Следующий заход в порт был сделан ради того, чтобы обнять французских пленников, которых отпустил, получив за них выкуп, Абд-эль-Кадер после битвы при Сиди-Брагиме. Александр благоговейно выслушал рассказ о страданиях, которые пришлось перенести пленным, и о том, как они впоследствии отомстили мучителям. После банкета, на котором председательствовал Мак-Магон, Дюма и его спутники вернулись на «Стремительный».