Александр Дюма Великий. Книга 2

Сам Александр лучше всего описал свой альянс с Маке, рассказывая о сотрудничестве, объединявшем Рафаэля и его ученика Жюля Ромена[45]. «В те времена искусство не замыкалось в границах, в которых его предпочитают держать в наши дни; называясь Рафаэлем или Микеланджело, Тицианом или Бартоломео, можно было себе позволить иметь рядом с собой, ничего при этом не теряя в личной оригинальности, другого художника, который понимал ваши мысли и мог их воплотить». Будучи прежде всего представителем литературного возрождения в XIX веке, Александр был в состоянии оценить подобный способ работы: «То есть, после того как великий художник давал рисунок к будущей работе, рисунок, заключавший в себе и мощь его, и поэзию, ученику оставалось лишь следовать проложенной дорогой и служить исполнению назначенного, как рабочий служит архитектору. Всем очарованием колорита и тона, которые придавал Жюль всему, что делал, он все же обязан Рафаэлю, и, когда творение было завершено, кисти мастера оставалось лишь слегка пройтись по сделанному учеником, дабы дополнить основную мысль». Плюс ко всему Маке удивительным образом напоминал Жюля Ромена, чья «манера одеваться свидетельствовала об элегантности; скромный, приветливый, предупредительный, он жил всегда достойно», но тускло. «Когда описываешь жизнь Жюля Ромена, это почти перечень картин, которые он сделал; существование его настолько банально, работа настолько однообразна, что невозможно зацепиться ни за какую особенность ни в нем самом, ни в том, что его окружало». Все это — портрет Маке. Написанный в 1845 году, в момент самого активного их сотрудничества. Между тем в той же статье предсказано и будущее Маке после разрыва их отношений. «Жюль Ромен был достаточно талантлив, чтобы служить Рафаэлю, но недостаточно гениален, чтобы его заменить». И неизбежное заключение: «Всё, что Жюль сделал в одиночку, дышит скукой». Жюль — это было и второе имя Маке; после разрыва он много чего написал один или в соавторстве, кто из нас прочел хоть один его роман?

Техника романа-фельетона напоминает технику новеллы в той мере, в какой на небольшой дистанции надо поймать читателя в свои сети, не давать ему опомниться и выпустить на ложную концовку, что как раз и характерно для финала новеллы. Тогда дорогие читатели оживляются и пытаются вообразить возможное или возможные продолжения в ожидании следующего номера, за которым они бросаются, дабы проверить, учел ли автор их гипотезы. Кстати, мы уже видели на примере «Воспоминаний Антони» и «Впечатлений о путешествии», до какой степени мастером был в этом жанре Александр. Именно это в соединении с драматическим чутьем и мастерством во владении диалогом, даже если он иногда и гонит строки, частично и объясняет полный успех его саг. Но прежде всего он открещивается от классического романа а ля Вальтер Скотт, на которого он написал веселую сатиру в «Истории моих животных»[46]: «У Вальтера Скотта был свой способ привлекать интерес к персонажам; и хотя был сей способ, за редким исключением, всегда одним и тем же, а казался с первого взгляда новаторским, он срабатывал не хуже.

Способ заключается в том, чтобы быть скучным, смертельно скучным, часто на протяжении половины книги, а иногда и целой.

Но в этой книге он расставляет своих персонажей; в этой книге он делает такое тщательное описание их внешности, морали, привычек; мы так хорошо теперь знаем, как они одеваются, как ходят, говорят, что, когда в начале второго тома один из этих персонажей попадает в какую-нибудь опасность, мы восклицаем:

— Эге! Это тот самый бедолага в платье цвета зеленого яблока, который хромает, когда ходит, сюсюкает, когда говорит; как же он выберется оттуда?

И вы страшно удивлены, что, проскучав полкниги, иногда даже целую книгу с половиной, так вот, вы страшно удивлены, что вам так интересен этот бедняга, который сюсюкает, когда говорит, хромает, когда ходит, и носит платье цвета зеленого яблока». Итак, в отличие от Вальтера Скотта, а также можно добавить сюда Бальзака и Гюго, Александр, приближающийся здесь к Стендалю, запускает в дело современную концепцию романа: «Я ли владею моим приемом или прием владеет мной, но он таков, как есть: начинать с интереса, а не со скуки; начинать с действия, а не подготовки к нему; говорить о персонажах, после того как они появились, вместо того, чтобы они появлялись после того, как о них поговорят».