Александр Дюма

И – словно одного траура было недостаточно для того, чтобы усилить завороженность Александра небытием, – в это же самое время приходит известие о смерти Луи-Филиппа, находившегося в изгнании в Англии. Дюма не испытывал ни малейшего сочувствия к этому властному и вместе с тем непостоянному королю, но, как и в случае с Бальзаком, счел себя обязанным присутствовать на похоронах. Воспоминание о милом Фердинанде Орлеанском и благодарность, которую он неизменно испытывал по отношению к герцогу де Монпансье, заставляли его отдать последний долг тому, кого его враги прозвали «королем-грушей». Из любви к сыновьям он, так и быть, отдаст последний долг отцу!

Бросив работу, Александр сел в поезд, идущий в Кале, и назавтра, в десять часов утра, был в Лондоне. Посещение Клермона, где помещалась резиденция королевской семьи в изгнании, его разочаровало. Дюма позволили расписаться в книге соболезнований, но никто из официальных лиц не снизошел до того, чтобы его принять. Дети усопшего не могли простить Дюма того, что он, после того как прославил добродетели конституционной монархии, снова сделался республиканцем. А то, что он поддержал Луи Наполеона, лишь усугубляло его вину. Желая утешиться после оказанного ему холодного приема, Александр посетил могилу Байрона и нанес визит леди Холланд, которую знал в Париже и которая вела свое происхождение от Марии Стюарт. Он застал знатную даму в парке, увлеченной… чтением «Виконта де Бражелона» – ну что ж, это была неплохая компенсация обычного непонимания, с которым относятся к нему сильные мира сего!

Удовольствовавшись оказавшимся столь приятным визитом к леди Холланд, Александр вернулся в Париж, чтобы поспешить на помощь гибнущему Историческому театру. Сможет ли новая пьеса, «Капитан Лажонкьер», которую он наскоро состряпал из своей «Дочери регента», отвести беду? Главную роль Дюма в свое время предназначал Беатрис Персон, которая вот уже почти четыре года делила с ним его беспокойную жизнь, однако сейчас молодая женщина была на гастролях в Гавре. Кем же ее заменить? Мадемуазель Жорж порекомендовала автору одну из своих учениц – хрупкую, белокурую и грациозную Изабель Констан, которой в то время было всего-навсего пятнадцать с половиной лет. Молоденькую девушку еще предстояло обучить всему: и игре на сцене, и любовным играм – Дюма решил взять на себя эту двойную заботу, тем более что малышка нисколько не воспротивилась. И очень скоро Александр уже ощущал непреходящий восторг от того, что в свои сорок восемь лет смог стать не только любимым, но и желанным для девочки, которой годился в отцы. Этот привкус инцеста кружил ему голову. Он не любовался Изабель – он требовал подать ее на стол, он не наслаждался ею – он уплетал ее за обе щеки. Само собой разумеется, что мадемуазель Констан была тут же зачислена в труппу Исторического театра. В самый разгар нового романа Дюма внезапно вспомнил о том, что обещал Беатрис Персон приехать к ней в Гавр, но теперь эта поездка представлялась ему совершенно невозможной. Он попытался кое-как оправдаться перед брошенной подругой: «Славная моя кисонька, у меня никак не хватает денег на то, чтобы выехать в час. Деньги я получу только вечером и уеду в одиннадцать. […] Надеюсь, ты знаешь свою роль». Двойная ложь: во-первых, он и не думал никуда ехать, во-вторых, эту роль он отдал Изабель, и та уже приступила к репетициям под его руководством. Ничего, когда придет время, он как-нибудь да уладит все это с Беатрис, ну а пока надо воспользоваться отсутствием «славной кисоньки», застрявшей в провинции, и наслаждаться свежестью новой фаворитки…