Мне кажется, переводы Гитовича — столь большая и важная страница и в его творческой биографии, и в нашей литературе в целом, что она, бесспорно, заслуживает отдельного специального исследования. Я же коснусь этой темы лишь вскользь; без нее литературный портрет поэта будет неполным.
Гитович познакомил нас с великими восточными поэтами и прежде всего с лучшими представителями классической китайской поэзии, и сделал это столь блистательно, что мы совершенно не замечаем, что беседуем с Ли Бо или Ду Фу через посредника, — наше общение с ними естественно и непринужденно.
Больше того, мы перестаем замечать, вернее, не хотим помнить, что перед нами — памятники литературы. Когда читаешь переводы Гитовича, боль, радость, горе, восторг, которыми жили люди более тысячи лет назад, воспринимаются нами как свои собственные. Барьеры времени не существуют. Но сохранен аромат времени.
Великое искусство поэтического перевода, видимо, в том и состоит, что, сохраняя национальные особенности поэта, приметы его времени, переводчик должен сблизить автора и читателя, чтобы они протянули друг другу руки.
Гитович любил повторять, что человек, занимающийся поэтическим переводом, приобретает больше, чем отдает. Он отдавал переводам все, что имел, часто жертвовал собственными стихами, которые оставались недописанными, но зато тысячи людей благодарны ему: он открыл им ранее неведомое.
«Переводчик — влюбленный человек, — заметил как-то Гитович, — ему ничего не жалко для того, чтобы предмет его любви был как можно лучше, чтобы цены ему не было. Все свои личные находки он бескорыстно и безвозмездно отдает поэту, которого любит и почитает больше, чем самого себя».
В театре любят повторять: режиссер должен умереть в актере. Наверное, это очень точно для театра, но во сто крат точнее для литературного обращения: настоящий переводчик умирает в каждой строчке переводимых им стихов. Он отдает ей талант свой, бессонные ночи, опыт души. Гитович не сомневался в этом:
До войны Гитович занимался переводами только от случая к случаю. Но, оказавшись вместе с войсками Советской Армии в освобожденной Корее, он не мог не познакомиться с корейскими поэтами и сразу почувствовал себя первооткрывателем.
Особенно по сердцу Гитовичу пришелся эпический размах поэзии Те Ги Чена, его напряженная публицистичность. Поэт берет кисть («она — мой штык, она — мое оружье»), чтобы восславить завоеванную свободу. Кстати сказать, Те Ги Чен был добровольным переводчиком Гитовича и известного ленинградского литературоведа Б. Бурсова в их совместных поездках по только что освобожденной Корее, результатом которых явилась книга «Мы видели Корею».
А. Гитович в корейской деревне. 1947
Гитович пришел на землю Кореи вместе с советскими войсками. Здесь, на далеких сопках, на берегу океана, закончилась для него большая война. Многие его друзья-поэты уже давно возвратились в родной Ленинград, сменили военные гимнастерки на штатские пиджаки, а Гитович все еще бродил по переднему краю, все еще пристально всматривался в лица советских солдат, продолжавших воинский подвиг.
Об освободителях Кореи он рассказал прежде всего в стихах. Этих стихов немного, но они внесли дополнительные краски в его фронтовую поэзию. Среди них — превосходное стихотворение «Цвета Кореи».
Холмы и нивы, горные склоны и прибрежные леса дают Корее зеленый цвет. Бурные реки, кипящие пеной, одежда крестьян, мотыгами обрабатывающих землю, камни на могилах их предков — белые. А советские воины-освободители принесли на танках и крыльях своих самолетов третий цвет, издавна принадлежавший корейцам, — красный.
В Корее Гитович в полной мере изведал счастье, которое знакомо было всем нашим воинам, участвовавшим в освободительных походах и в Европе, и на Востоке. Он с гордостью писал о том, как, встречая его, корейцы благодарили: «Несет Россия — Корень Жизни всем простым и угнетенным людям».