Александр Градский. The ГОЛОС, или «Насравший в вечность»

Также я не понимаю, почему в течение очень многих лет, когда смотрю фильм „Судьба человека“, в том месте, где мальчик кричит: „Я знал, что ты меня найдешь“, начинаю плакать. Даже сейчас, вспоминая этот момент, не могу спокойно говорить. Когда я как-то рассказал об этом самому Сергею Федоровичу Бондарчуку, то он признался, что тоже в этот момент плачет. Хотя, по его словам, во время съемок он думал о чем угодно, но только не о высоком и значительном. Есть еще пара музыкальных произведений, не буду их называть, вызывающих у меня слезы.

– Когда-то ваша песня „Как молоды мы были“ стала гимном целого поколения. А сегодня есть ли такая, которую можно назвать гимном 20–30-летних?

– У песни „Как молоды мы были“ довольно любопытная история. Когда я ее записал, мне было 26 лет. И слова „как молоды мы были“ в исполнении 26-летнего разгильдяя звучат странновато, но мне удалось на какое-то время влезть в шкуру человека взрослого, видавшего виды. И получилась красивая песня, с очень точно подобранными стихами Николая Добронравова. Но эта песня не сразу стала такой, какой мы ее знаем. Она писалась для кинофильма „Моя любовь на третьем курсе“ по пьесе Михаила Шатрова „Лошадь Пржевальского“ о студенческом отряде. По замыслу режиссера петь ее должны были стройотрядовцы – в бардовской манере, сидя у костра. Но когда Александра Николаевна Пахмутова придумала эту роскошную мелодию, ей показалось, что песня слишком хороша, чтобы ее промычать у костра. Что касается дня сегодняшнего, то, насколько я могу судить по своим детям, они вообще не слушают нашу современную музыку. Сейчас такой песни нет. Хотя, может быть, я просто не знаю такой.

– Вы известны своими свободолюбием и независимостью… А ведь в советские годы говорить и петь можно было далеко не все.

– Нет, это не про меня, я всегда на эстраде делал только то, что хотел. Другое дело, я никогда не пытался бегать по сцене голым или ломать гитару об усилитель, как это делают некоторые музыканты. Но у меня не было случая, когда я чего-то не спел, потому что мне сказали: это петь нельзя. Конечно, бывало, что пластинка, которую я записал, выходила не в том виде, в каком я хотел. Но если ко мне на концерт приходили и говорили, что эту песню не стоит петь, потому что в обкоме будут недовольны, я просто разворачивался и говорил: отменяйте концерт. Никто не отменял, зрители пришли в зал, билеты проданы, и отменять концерт очень накладно. Из-за этого у меня сложилась определенная репутация – скандалиста, человека, который всегда настоит на своем.

– Какие московские места вы бы могли назвать своими любимыми?