Александр Градский. The ГОЛОС, или «Насравший в вечность»

Тема ненормативной лексики, упомянутая в процитированном выше интервью, сопряжена не только с творчеством Градского, но и с его бытом. Да, он матерится. Но как! Виртуозно. Вкусно. Вольно. Великолепно. Весело.

Памятные нынешним рок-музыкантам и поп-продюсерам гонения на так называемый рок-н-ролл (а фактически, пользуясь лексиконом ЦК ВЛКСМ, на любую «молодежную музыку») в основе своей отражали исторически необратимую тенденцию бетонирования противостояний между новым (новаторским) и отмирающим (ортодоксальным).

«Мы ждем перемен», – вполне дружненько декларировала разномастная молодежь устами Виктора Цоя, пришедшего в пределы Отечества прямиком из пульсирующего Космоса. А тексты всякой песни при этом надо было литовать! Тогда же и была заложена мина под уже сложившийся советский новояз. Причем исконно расейская нецензурщина шаг за шагом прорывалась в газетно-киношную плоскость вместе с американизмами. Как это ни парадоксально.

На планерке в «МК», году в 1986 году, известный в ту пору, но, как время показало, недальновидный медиаменеджер (позднее – глава «Коммерсанта») Саша Перов сказал мне про публикацию, в которой был «дерзкий» подзаголовок «Бордель на набережной»: «Сохрани газетку с этой своей статьей. Такие времена не повторятся. Станет этот номер раритетным».

Имелось в виду, что набранное крупно на газетной полосе слово «бордель» – некий революционный прорыв. Знал бы он, куда стройными рядами двинет вся комсомольская пресса! Нет, тогда никто не мог предположить, что еще через десяток лет другое комсомольское издание – «Собеседник» – выпустит (причем под патронажем поэта Дмитрия Быкова) ладненькое приложение под названием «Мать», в коем матерных слов будет больше, чем аббревиатур в отчете с очередного пленума. Воистину, неисповедимы пути Господни. Хиппующая молодежь семидесятых привнесла в речь, помимо реанимированных словечек «клево» и «кайф», массу англорожденных: «герла», «шузы», «фейс». Однако же прошло время, и (с хиппи вместе) ушли из употребления, не оставив следа, и воспетые Гребенщиковым «мочалки».

Наши доблестные борцы за родниковую чистоту русской речи резко и возмущенно возражают против ее мерзкого огрубления. Хотя в данном случае лексикон расширяется за счет употребления истинно российских слов! В то же время засорение иностранными их, блин, совершенно не волнует! Появляются такие перлы: «Эксклюзивный дистрибьютор корпорации X – дилерское бюро Y приглашает вас на презентацию своего опенинга». Антиматерщинников подобного рода навороты не особенно волнуют. Эти люди явно не обременены знаниями в области филологии. И не ведают, что язык находится в постоянном развитии. Повторюсь! Литературно-письменная речь с течением времени превращается в памятник. И перестает употребляться живыми людьми. А каждая более или менее значительная группа людей (допустим, помянутые уже экс-хиппи или экс-афганцы) привносит в язык что-то свое. Понятно, что «люди старшего поколения крепко держатся за языковые привычки своего времени, видя идеал правильности в прошлом, а современный язык представляется им обедненным, насыщенным всякого рода неправильностями. Это порождает пуризм – стремление из консервативных побуждений оградить язык от всяких новшеств, сохранить его в полной чистоте и неизменном виде. И наоборот, люди молодых поколений готовы с легкостью отказаться от выразительных средств прошлого».