После того как Наполеон был изгнан на остров Св. Елены, а в Париже был подписан второй мирный договор, в процедуре выработки которого участвовал и Вильгельм фон Гумбольдт в качестве ближайшего помощника прусского канцлера Гарденберга, последний предложил Александру фон Гумбольдту пост посланника в Париже. Александр снова ответил отказом; кроме нелюбви к дипломатическому поприщу и всех прежних соображений, приведших в свое время к его уходу с государственной службы, свою роль сыграло, видимо, и то обстоятельство, что первоначально предложенную на этот пост кандидатуру его старшего брата французы отклонили как нежелательную.
Тем не менее Гумбольдту-младшему все-таки доводилось и впредь выполнять мелкие и докучные дипломатические поручения, которых ему как камергеру с твердым жалованьем (2500 прусских талеров ежегодно) избежать удавалось не всегда. Из всех возложенных на него поручений по душе пришлось ему одно-единственное: это когда главы союзных стран попросили его составить памятную записку о тех южноамериканских колониях иберийских государств, где уже развернулось национально-освободительное движение. С этой целью Гумбольдт в конце 1817 года вместе с Араго отправляется в Англию; осенью 1818 года он снова в Лондоне, на этот раз — с Валансьеном.
«Александр исполнен решимости, — писал Вильгельм 6 октября 1818 года своей жене, — примерно через год, как только он завершит свой труд, отправиться в Ост-Индию. В Тибет попасть ему, наверное, будет трудновато, поскольку там сейчас хозяйничают китайцы, которые не пускают туда никого. Вопрос о финансировании поездки будет решен в Аахене. После этого путешествия он намерен не возвращаться в Париж, а остановиться в Лондоне и писать отчет о поездке в Индию на английском языке. Это вызовет в Германии куда меньшее неудовольствие и будет воспринято как жест примирения. Правда, он все же будет писать не по-немецки, но надо признать, что в его делах есть особые трудности. По роду своих занятий он просто вынужден жить в Париже или Лондоне. Только там есть средства и условия, позволяющие выпускать в свет такие труды и извлекать из них пользу, а раз уж это так, то нехорошо же писать их на чужом языке (то есть чужом для тех мест). Да и потом ведь только в этих городах есть всевозможные предметы из других частей света, которые для такой работы необходимо постоянно иметь под рукой».
Не успел Александр закончить свои дела в Лондоне, как Фридриху Вильгельму III потребовались его услуги в Аахене, где осенью того же года в присутствии русского и австрийского императоров проходил первый конгресс Священного союза. Гумбольдту удалось заинтересовать своими планами путешествия по Азии и русского императора и прусского короля; Фридрих Вильгельм III заявил о своей готовности предоставить Гумбольдту денежную помощь в размере 12 тысяч талеров ежегодно и оплату расходов на приобретение требуемого научного снаряжения, после того как французское правительство уже предложило немецкому ученому финансовую поддержку. Российский император занял выжидательную позицию — вероятно, потому что Гумбольдт все еще был склонен пройти в Тибет более коротким путем, через Индию, которая по-прежнему оставалась для него закрытой из-за чрезмерной подозрительности британской Ост-Индской компании.
Не имели успеха его визиты в Англию и в 1817–1818 годах, когда он использовал, казалось, все связи, чтобы выхлопотать разрешение на поездку в Индию. «Ему давали понять, что уже почти все препятствия устранены, однако дело не двигалось с места, — пишет в своей работе Курт Р. Бирман. — До сих пор еще английским биографам Гумбольдта не удалось извлечь на свет архивные материалы закулисных переговоров по этому вопросу. Однако причины отказа властей выдать ему разрешение на это путешествие ясны и без этих документов: связи Гумбольдта с Россией, факт финансирования его поездки Пруссией, а главное — его манера открыто говорить о социальных язвах в странах Латинской Америки сделали поездку Гумбольдта через Индию к Гималаям в глазах членов правления Ост-Индской компании абсолютно неприемлемой» [28].
Добрый гений молодых немецких ученых
Уходил год за годом, а Гумбольдт почти не приближался к цели. Он с прежним упорством и энтузиазмом обрабатывал собранные им в Америке материалы и коллекции, готовил к печати очередные тома своего отчета. Работе не видно было конца: он изучал все доступные сообщения о положении дел в южной части Азии, с большим рвением осваивал персидский язык, жил еще более уединенно, чем обычно, поддерживая постоянные связи лишь с ближайшими друзьями из числа французских ученых, не скупясь на покровительство и помощь тем молодым немцам, которые приезжали в Париж расширить свой кругозор в естественных науках.