Александр I

Необходимо вычистить административную часть. Затем ввести неотложные законы, та кие как политические свободы, и затем постепенно приступить к вопросу гражданских свобод, таких как освобождение крепостных. Вот каков настоящий ход дел^[97].

В 1809 году Сперанский ясно чувствовал, что время благоприятствует фундаментальному прогрессу в политических реформах, но не реформах социальной структуры. Большим надеждам его на Александра не суждено было сбыться. Единственная часть плана, с которой согласился царь, — устройство нового Государственного Совета (который заменил Непременный совет) и добавочных министерств, но без поддерживающей пирамиды, представляющей исполнительную, судебную и законодательную власти. Вся структура Сперанского была отвергнута. Можно только предполагать причины, по которым Александр решил не принимать план. Хотя у него и не было поводов опасаться самого Сперанского (ни один пункт плана 1809 года не был исполнен без согласия Александра, а Сперанский был далек от любых партий и притом непопулярен при дворе), очевидно, царь чувствовал потенциальный вызов, который этот план представлял его власти. Александр уже показал, что обладает чувствительностью к любому вызову своим прерогативам, и хотя Сперанский в 1809 году намеренно смягчал некоторые свои взгляды, но тот факт, что его план предусматривает ограничение власти царя, не мог укрыться от Александра. Сперанский после своих разговоров с царем верил, что тот не будет противиться нововведениям, но Александр часто не мог логически связать свои желания реформировать правление так, чтобы исключить произвол, с последствиями такого реформирования для собственной власти. Но, в отличие от своего министра, Александр мог отлично чувствовать, что для таких радикальных преобразований время еще не настало. Он осознавал собственное довольно уязвимое положение (Тильзитский договор многие представители дворянства рассматривали как позорный, и ходили слухи о заговорах против трона) и считал безрассудным затевать столь фундаментальные преобразования в такой момент.

Новому Государственному Совету дана была власть над министрами, которые запрашивали его санкцию, и над Сенатом, чьи резолюции направлялись в него перед тем, как быть представленными царю. Министры не были ех officio (обязательными) членами Совета (как это было в Непременном совете), но главы четырех департаментов Совета (Законодательного, Военных дел, Гражданских и религиозных дел, Государственной экономики) были обязательными членами Комитета министров. (Этот комитет формально декретом никогда не создавался, он действовал, проверяя, годятся ли отчеты министров и все, что просматривал Александр, для того, чтобы быть ему предложенным, примерно с 1805 года, и изредка собирался до 1812 года). Конституционный историк Б. Нольде рассматривал Государственный Совет как триумф принципа разделения властей и утверждал, что ему было дано гораздо больше власти, чем французскому Государственному Совету при Наполеоне, а именно, он мог принимать участие в гражданском и уголовном законодательстве, в написании законов, и бюджет тоже проходил через него. Но так как царь подписывал все решения, принятые любым департаментом Государственного Совета, и по любому вопросу необходимо было получить его согласие, на практике Совет не был по-настоящему независимым и являлся по существу всего лишь совещательным органом. Последовали дополнительные реформы центрального управления. Министерства, созданные в 1802 году, были реорганизованы, а их функции определены заново и перераспределены в 1810 году. Было образовано новое Министерство внутренних дел, военные и флотские дела были объединены под одним министерством, а экономические проблемы переданы во власть новообразованного Департамента государственной экономики. Все, касающееся коммерческого и индустриального развития, должно было проходить через этот Департамент перед тем, как быть переданным в соответствующее министерство (финансов, коммерции или внутренних дел). Полиция обособлялась от Министерства внутренних дел и создавалось Министерство полиции. Эта реорганизация не смогла полностью исключить перекрытия юрисдикций разных министерств, и в 1811 году была продолжена с помощью Генеральной инструкции, определяющей границы ответственности и упрощающей административную процедуру. С 1812 года министры в периоды отсутствия Александра в России были обязаны представлять отчеты Комитету министров.