Александр I

Сперанский — не в пример государю — по своим личным пристрастиям не был республиканцем. Его «управленческим» идеалом, подобно Лагарпу, до конца жизни осталась конституционная монархия, в которой уравновешены единоличная воля царя и «коллективная» воля представительных органов. (Впоследствии он сумел внушить этот идеал наследнику русского престола Александру Николаевичу.) Тем более Михаила Михайлович не строил личных заговоров против Александра Павловича и отнюдь не метил в первые русские президенты. (В отличие от царя, которому если не формально, то по существу готовилась именно такая роль.) Да, царев помощник мог в раздражении заметить, что с управлением Россией не только он, Сперанский, но и любой природный русский справился бы лучше, чем немец-царь, который «все делает наполовину… слишком слаб, чтобы управлять, и слишком силен, чтобы быть управляемым». Да, он был готов получать в свое распоряжение конфиденциальную информацию, адресованную непосредственно государю. Но бесполезно искать в этих «проступках» признаки морального покушения на монаршие прерогативы. Тут дело в другом.

Просто последовательный ум реформатора бесконтрольно проникал дальше запретной черты и провоцировал сбои в речевом и социальном поведении. Сперанский сознавал, не признаваясь, что вселенная российской власти в случае успеха затеваемого дела станет вращаться не вокруг Романовых, а вокруг сперанских. А поскольку в его футуристической голове преобразования давно уже совершились, постольку и вел он себя соответственно. В какие бы формы ни облекался строй цивилизованных бюрократов, в незримом центре бюрократического круга всегда будет находиться Его Величество Письмоводитель, Его Святейшество Стряпчий, Его Высокопревосходительство Государственный Секретарь[125] — Секретарь Государства.

ГОД 1810. Февраль. 2.

Особым манифестом ассигнации признаны государственным долгом, выпуск их прекращен; государственные расходы сокращены, налоги — увеличены.

МУЖ ПРЕИЗЯЩНЕЙШИЙ

Царь был настороже, подозревая что-то неладное, но так и не мог разобрать, откуда, из какой именно политической щели сквозит угроза. Первым, кто все это отчетливо понял и щель заткнул, был тогдашний военный министр граф Алексей Андреевич Аракчеев. Его в царскую орбиту втянуло то самое «шестое монархическое чувство», тот самый обессмысленный самодержавный инстинкт, что некогда толкал Александра Павловича в объятия республиканского идеала, а теперь — аккурат у «конституционной» черты — толкнул в объятия визиря.

Умный царедворец, неспешно взраставший в полноту вельможной силы, оплетавший трон глубоко пущенными корнями, чем дальше, тем больше замыкавший царя на себя и превращавшийся в полномочного посредника между государем и государством, — он мгновенно распутал плетение словес, на которое Сперанский был мастер. Аракчеев нутром угадал действительную цель преобразований — механистичное обезличивание власти.

Сначала стирается грань между родовитым дворянином и талантливым выскочкой (для чего были осуществлены указы от 3 апреля и 6 августа 1809 года).

Потом выскочка вытесняет вельможу (не случайно Аракчеева не поставили в известность о готовящихся преобразованиях, а лишь сообщили об их результате, уравняв в правах с простым высокопоставленным чиновником).

Затем на место доверенного лица при государе поставляется коллегиальное мнение Государственного совета.

Наконец, придет время и самого государя?

Бюрократическому строю не нужен самодержец, ему нужен опытный дирижер. Кто? Да скорее Сперанский, чем Александр. Впрочем, загадывал ли Аракчеев так далеко, неизвестно; главное, что реформы размывали почву, на которой все тверже стоял он сам.

Вставной сюжет. ЖИЗНЬ ГРАФА АРАКЧЕЕВА, РАССКАЗАННАЯ ИМ САМИМ (Автобиографические заметки на прокладных листах книги Св. Евангелия, принадлежавшей графу.)

Глава I. СЕНТЯБРЬ.

Сентября 27-го дня, 1787 года, пожалован Алексею Аракчееву первый обер-офицерский чин, от армии поручика.

20-го сентября, рождение Императора Павла 1-го, 1754 года; в оный же день 1806 г. освящена новая каменная церковь в селе Грузине, во имя Апостола Андрея, построенная графом Аракчеевым.

Сентября 6-го. В сей день, 1809 года, Государь Император Александр I изволил прислать к графу Аракчееву, по случаю мира со Швециею, с флигель-адъютантом, орден Св. Апостола Андрея Первозванного, тот самый, который изволил носить, при рескрипте Своем; оный орден упросил граф Аракчеев, того же числа ввечеру, взять обратно, что Государем Императором милостиво исполнено; а дабы сей рескрипт не утерялся, то с оного копия списана в сей книге на местах в Пасхалии, а другая копия написана на листах в Евангелии в селе Грузине. На оное останется в доказательство, в фамилии Аракчеевых, рескрипт Государя Императора, на сей случай собственною рукою исписанный.

Глава II. ОКТЯБРЬ.

[Октября не было. Чисел в октябре тоже не было.]

Глава III. НОЯБРЬ.