Александр и Любовь

Блок откровенно уворачивается от женщин. Как увязать это с его похвальбой о трехстах мужских победах?

Хорошо, вычитаем Валентину Андреевну с Н.Н.-2, и побед остается 298. Хотя, пардон! Тогда уж минус и Н.Н.-1. И еврейка с тициановскими руками, - ну та, давешняя, с которой дело дальше вина и роз не пошло.

Хотя, цифра 296 всё равно внушительная. Даже при том, что из 100%-ных - разве только К.М.С. Постойте. А чего это мы за приличных дам взялись? В «астарты» поэт выбирал кого попроще. Вот акробатку, например, на нее все исследователи чуть не хором ссылаются. Тем более что как раз нынешней осенью акробатка и нарисовалась. Ищем, находим: 17 октября 1911 г.

«Варьете, акробатка - кровь гуляет. Много еще женщин, вина, Петербург - самый страшный, зовущий и молодящий кровь - из европейских городов»

Опять пардон: кровь гуляет - это, конечно, замечательно, но приписка «много еще женщин, вина» несколько размывает общую картину.

Ну да ничего, об акробатке у Блока много. Вот, скажем:

25 октября 1911 г.

«Десны болят, зубы шатаются... Отчаянья пока нет. Только бы сегодня спать получше, а сейчас - забыть все (и мнительность), чтобы стало тихо... Люба вернулась. Ужасная луна - под ней мир становится голым уродливым трупом».

Стоп. Опять ошибочка вышла. Это про Любу, которой опять нет рядом, которая снова возвращается глубокой ночью. Да еще эти продолжающие шататься зубы... Унылая какая-то картинка, жалкая даже.

Нет уж, ищем акробатку. А - ну вот же: 10 ноября.

«Ночь глухая, около 12-ти я вышел. Ресторан и вино. Против меня жрет Аполлонский. Лихач. Варьете. Акробатка выходит, я умоляю ее ехать. Летим, ночь зияет. Я совершенно вне себя. Тот ли лихач - первый или уже второй, - не знаю, ни разу не видал лица, все голоса из ночи. Она закрывает рот рукой -всю ночь. Я рву ее кружева и батист, в этих грубых руках и острых каблуках - какая-то сила и тайна.» Ну! Другой же совсем разговор. Чего там дальше? «.. .Часы с нею - мучительно, бесплодно. Я отвожу ее назад. Что-то священное, точно дочь, ребенок. Она скрывается в переулке - известном и неизвестном, глухая ночь, я расплачиваюсь с лихачом. Холодно, резко, все рукава Невы полные, всюду ночь, как в 6 часов вечера, так и в 6 часов утра, когда я возвращаюсь домой.

Сегодняшний день пропащий, разумеется. Прогулка, ванна, в груди что-то болит, стонать хочется оттого, что эта вечная ночь хранит и удесятеряет одно и то же чувство - до безумия. Почти хочется плакать».

«БЕСПЛОДНО». До того бесплодно, что даже в дневнике приходится маскировать «почти плач» под почти поэзию. В груди болит, хочется стонать, и вечная ночь удесятеряет ОДНО И ТО ЖЕ ЧУВСТВО - ДО БЕЗУМИЯ.

Какое чувство, понуждающее к слезам, удесятеряет ночь?

Не делом, конечно, занимаемся. Ой, не делом. Но уж из спортивного как бы интереса надо разобраться. С акробаткой, выходит, тоже минус? 295 уже... А чего в таком случае стоит варшавская запись - «у польки»? Ну «у польки» - и что? На всякий случай пишем 294. Но тогда вообще интересно получается: а тех двух вульгарных француженок из Аберврака, что бесстыже юбки задирали - их он случайно в свой реестр не занес? Или отказницы у Блока отдельным списком, неоглашенным проходят? Но о таком списке мы не слыхали. Поэтому на всякий случай и этих вычеркнем. Получается 292. Что, согласимся, все же очень даже недурной показатель.

Правда, нужно вычеркнуть и еще двух.

Ахматова рассказывала Чуковской: «Я полагаю, Блок вообще дурно, неуважительно относился к женщинам. У меня никогда не было и тени романа с Блоком -но я кое-что знаю случайно о его романах.   Мне рассказывали две женщины в разное время историю свою с ним - в сущности, одну и ту же.   Обе молодые и красивые. Одна была у него в гостях, поздно, в пустой квартире. другая в «Бродячей собаке».   Обе из породы женщин-соблазнительниц.   А он в последнюю минуту оттолкнул их: «Боже.   уже рассвет.   прощайте.   прощайте.»

-  Ну, такие истории дурно характеризуют скорее их, чем его.

-  Да, конечно.   Но, встречаясь постоянно с такими вот дамами, он научился неуважительно думать обо всех подряд».

Заодно уж и саму Анну Андреевну сминусуем - вся ж Россия была убеждена, что она из этого списка! И подбиваем дебет-кредит: целых 289 персон без алиби.

И чего это мы распереживались? А -профессиональные проститутки? Зря, что ли, он каждой визитку оставлял?

Про одну из них как раз есть у Горького. Подсела раз в ресторане «Пекарь» к Алексей Максимычу барышня с Невского: ой, а это у вас книжечка Блока? А я его очень знала, впрочем - только один раз. И рассказала как однажды поздней осенью и поздней ночью страшно уставшую уже ее остановил на улице прилично одетый («красивый такой, очень гордое лицо») господин. И повел в комнаты для свиданий. Она идет себе болтает, а он молчит. Пришли, она чаю попросила, он позвонил, а слуга не идет. Ну так он сам ей за чаем пошел. Да пока ходил она на диванчике пригрелась и уснула.