- это ведь о душе своей первой возлюбленной.
Жене таких реверансов он не делал и не сделает никогда. Давным-давно, весной 1898-го оп писал Садовской: «Знай, что мне прежде всего нужна жизнь. потому я и стремлюсь к Тебе и беру от Тебя все источники жизни, света и тепла». За этими источниками он и приехал теперь - к ней - в Бад-Наугем. И - оспорьте-ка - обрел их!
И этого света с теплом ему хватит еще минимум на полгода.
21 июня Блоки вернулись в Петербург. 30-го уехали в Шахматово, которым он грезил чуть не с первых дней заграницы. Они пробудут там целый месяц. В Шахматово Блоку хорошо, там - мама. В саду у них громадный куст белых роз, весь обсыпан цветами. Цветут георгины и желтые лилии. Саша ходит в белых шитых рубашках - кудрявый, загорелый. Люба - в синем сарафане и узорчатой рубашке. Вдвоем работают в саду. Несколько дней спустя у Любы обнаруживается не то свинка, не то жаба. Температура под 39. Невозможность открыть рот, есть. Только - молоко, и то идет обратно через нос. Блок везет жену в Москву, к врачу. Надрыв прорезали («К счастью - извнутри», - запишет Блок). Жизнь вернулась на круги своя. Пестрая рубаха, топор, лопата, хозяйственные дела - иначе говоря, излюбленное блоковское безделье. Разумеющиеся постоянные ссоры. В то лето они проистекали меж трех сестер Бекетовых. Усадьба принадлежала всем троим, и вот встал ребром давний «шахматовский вопрос». Блок совершенно в своей тарелке. Ему хорошо. Ему же хорошо, когда тем, кто рядом, «отвратительно» ? А - Любе?
А она просто притихла, пытается воссоздать семейную жизнь. Разумеется, тщетно. До такой степени тщетно, что дальнейшие два года, проведенные рядом с мужем, она уместит в своих «Былях-небылицах» в два коротеньких слова - «Без жизни».
Часть четвертая. Хождение по кругу.
Без жизни
В Петербург они вернулись к октябрю. А дома и Блок захворал.
Его навещает милый Чулков. Он подарил Саше шахматы и шашки, и теперь они играют целыми днями. Заботливая жена нанимает прислугу, хотя диетические вкусности больному готовит сама. Саша наклеивает в альбом итальянские фотографии. Люба занята нарядами. Теперь муж принуждает ее покупать только дорогие вещи. «Шляпа и муфта скунсовая. заслужили похвалу». А тетушка еще чего-то брюзжала о полном отсутствии у Блоков буржуазных наклонностей.
Тою же осенью поэт получил от издательства А.Ф.Маркса заказ для «Нивы» на перевод нескольких рассказов Гамсуна (хвастает матери - обещают 50 рублей за лист). Люба с удовольствием берется за черновой перевод. Внезапно Блока известили о безнадежном состоянии отца. Как известно, Александр Львович поддерживал отношения с сыном и после распада семьи. Раз примерно в год он приезжал, подолгу молча сидел в комнате у Саши. Аккуратно помогал деньгами. И дельным советом - в университетские уже годы. С учетом своей удаленности он был скорее хорошим отцом, нежели плохим.
В последний раз они виделись весной 1909-го, незадолго до заграницы. Александр Львович пришел к ним на Галерную и, кажется, впервые произвел неожиданно приятное впечатление. Лишь за год до того Блок писал матери: «Господи, как с ним скучно и ничего нет общего», теперь -«У нас был Александр Львович, который обоим нам
понравился своим умом, остроумием и наружностью Нибелунга». И вот Нибелунг умирал.
Сын немедленно едет в Варшаву.
1 декабря он был уже на месте, но опоздал: старый Блок простился с миром, не дождавшись сына. Здесь, у отцова гроба Блок близко познакомился с его второй женой и своей сводной сестрой Ангелиной - семнадцатилетней худенькой и очень застенчивой черноглазой девушкой. Нашел ее «интересной и оригинальной». Позже Блок будет даже принимать посильное участие в ее судьбе. С посвящением ей будет закончена первая редакция поэмы «Возмездие».
Ангелина Александровна умрет в Гражданскую, в 1919-м, -будучи сестрой милосердия, подхватит воспаление спинного мозга. Блок посвятит ее памяти сборник «Ямбы».
Встречи с прочими приехавшими на похороны родственниками Блока скорее тяготили. Как и визиты вежливости к варшавским профессорам - коллегам покойного. Он занят укладкой и отправкой в Петербург завещанных имущества, книг и переписки Александра Львовича. В свободное время, естественно, слоняется по зимней Варшаве. В коротеньком варшавском дневничке Блока записи: «Напился», «Пьянство», «Не пошел к обедне на кладбище из-за пьянства. Бродил один», «Смертельная тоска», «Пил, «Аквариум» (название ресторанчика), «Шампанское», опять «Аквариум», «Delirium». Согласитесь, было бы даже обидно не отыщись там и еще одна лапидарная запись: «У польки».
9 декабря он пишет жене: «Денег у меня больше, чем у тебя, но ты этого пока не рассказывай».