Александр и Любовь

Увлечение г-на поэта г-жой Кармен г-жа Блок приняла, как мы видим, предельно спокойно и даже с пониманием. Во всяком случае, объясняться с «разлучницей», как когда-то с Волоховой, уже не ходила. Да и о каких объяснениях могла идти речь после всего, что случилось между ними в последние семь лет? После ее ребенка.   после ее предложения «жить втроем» (с «К.»). При этом Блок не перестает убеждать жену в своей преданной и единственной - к ней - любви. Она - искренне -отвечает ему тем же. А семейная жизнь продолжает оставаться раздельной.

В феврале того самого 1914-го Любовь Дмитриевна информирует мужа о мейерхольдовой задумке поставить и показать на Пасху - впервые в один вечер - «Незнакомку» и «Балаганчик». И тут же с головой погружается в приятные хлопоты: поиски денег, аренду зала, пошив костюмов. Блок вежливо, но довольно равнодушно присутствует на показах. Дважды: 7 и 10 апреля. У него, напомним, в самом разгаре «медовый месяц» с Любовью Александровной. И, стало быть, сидит Дельмас на этих показах в первом ряду рядом с Александром Александровичем, и покоится ее перчатка на сукне его рукава, покуда Любовь Дмитриевна представляет на сцене даму-хозяйку из третьего видения «Незнакомки».

К лету Люба уже играет в Куоккале, в труппе А.П. Зонова (где многим запомнилась исполнением частушек, «которые за ней вся Куоккала пела») и в Петербург наведывается лишь изредка. В Куоккале же узнает о начале войны и о том, что ее Кузьмина-Караваева забирают на фронт. Она немедленно сообщает об этом Блоку и возвращается в Петербург.

(В Петербург - в последний раз: вскоре столицу из патриотических соображений переименуют в Петроград).

И немедленно же записывается на курсы сестер милосердия. Исключительно с тем, чтобы поскорее отбыть в составе 5-го Кауфмановского госпиталя в распоряжение Юго-Западного фронта, в Галицию - поближе к любимому. Блок запишет коротенькое: «3 сентября (1915). Люба уезжает: 11.37 вечера с товарной станции Варшавского вокзала». Подумает и добавит: «Поехала милая моя.» В общей сложности его милая проведет близ передовой девять месяцев. Блок будет гордиться ею, тревожиться, засыплет письмами, гостинцами и всевозможными книгами, газетами, журналами. В том числе — «Отечеством», где под заголовком «Отрывки из писем сестры милосердия» опубликует извлечения из ее «военных» писем.

А ля гер...

«Война - это прежде всего весело», - сказал Блок вскоре после того, как Россия ввязалась в бойню под названием Первая мировая. Зинаиде Николаевне Гиппиус сказал. По телефону. И та обессмертила безответственную реплику Блока.

Хотя, лукавим: сорвалось это с языка у Александра Александровича не так уж и случайно. Нет, господа: разрушительную, смертоносную стихию любой по-настоящему большой беды наш удивительно спокойный и миролюбивый герой всегда принимал всею душой и приветствовал тем самым звоном щита. Так было десять лет назад, в самом начале русско-японской, когда Блок писал брату Зинаиды Николаевны же: «А как хороша война, сколько она разбудила!».

Так будет в феврале, и летом, и осенью 1917-го. Впрочем, великий поэт лишь облекал в точные слова истинные умонастроения наиболее агрессивной части своего народа - определенное «веселье» в городе в те дни наблюдалось: прогневленный русский люд громил немецкие магазины. С крыши германского посольства сбросили гигантских чугунных коней. И, как было сказано, за неимением фантазии царь, решивший не отставать от народа, разразился высочайшим манифестом о переименовании столицы империи.

Тут и там говорили о новых и новых победах русского оружия. Мало кто сомневался в том, что Рождество наши войска встретят в Берлине. С месяц примерно не сомневались. Пока Вторая армия не погибла бесславно в Мазурских болотах, а командующий ею генерал Самсонов не застрелился, не перенеся горечи и позора.   И сразу поползли слухи о чудовищной нехватке снарядов на фронте, о бездарности генералитета, о воровстве в военном ведомстве, о заговоре распутинской клики, предательстве и измене, о государыне-немке, в конце концов. На Варшавский вокзал, с которого совсем недавно с триумфом уехала Люба, теперь прибывали и прибывали эшелоны с ранеными. И Блоку тоже перестает быть весело: «Война - глупость, дрянь».

Незадолго до этого случай свел его в ресторане Царскосельского вокзала с Ахматовой и уходившим на фронт Гумилевым. Тот записался добровольцем в эскадрон лейб-гвардии Уланского полка 2-й гвардейской кавалерийской дивизии конницы хана Нахичеванского (не правда ли -красиво звучит полное название этой воинской части!). Освобожденный от воинской повинности по косоглазию, Николай Степанович с огромным трудом добился разрешения стрелять с левого плеча; через два месяца он получит свой первый Георгиевский крест...

Поэты Блок и Гумилев с трудом переносили друг друга.