Александр I. Самодержавный республиканец

Инструментами, которыми французские мыслители предлагали воспользоваться для исправления ситуации, являлись просвещение людей, вера в их разум, создание правовой системы, обеспечивавшей эффективное и справедливое использование общественного богатства. Иначе говоря, призывы просветителей могли восприниматься (и, конечно, воспринимались) не столько как сигнал к ниспровержению традиционного строя, сколько как выражение надежды на его реконструкцию, то есть укрепление на прежних по сути, но заметно обновленных основаниях. Монархи и традиционная политическая элита европейских держав получали, таким образом, заманчивую возможность сделаться архитекторами (а вернее, реставраторами) старого государственного здания. Иначе трудно объяснить, что именно в теориях просветителей привлекло, скажем, прусского Фридриха Великого или нашу Екатерину II. А ведь интерес их и других влиятельных особ к идеям Монтескьё, Вольтера, Руссо или Дидро сомнения не вызывает. Дело заключалось не только в восприятии работ просветителей монархами, не менее важны их идеи оказались для становления и воспитания общества. Ведь философия Просвещения породила культ Разума, Добродетели, Законности, Общего мнения. Более того, на ее основе возник целый спектр политических направлений, от консерватизма до якобинства.

Однако получилось, что поворот, предложенный Европе Историей, оказался чрезвычайно крут, многопланов и абсолютно непредсказуем. «Европа, — писал историк Ю. М. Лотман, — подходила к рубежу великих перемен. Ничто не казалось вечным. Все авторитеты пошатнулись, и перед сильной волей и беспокойным характером открывались возможности, казавшиеся безграничными»^{4}. О человеческой воле и характере скажем чуть позже, пока же отметим, что прорыв во времени (или разрыв времен?) произошел именно там, где голоса глашатаев новаций звучали особенно громко. Как это часто бывает, из всего богатства предложенных мыслителями средств было выбрано самое простое и в силу этого казавшееся наиболее действенным, способным принести скорый и радостный результат.

Впрочем, было бы странно и недальновидно обвинять в торопливости и непонимании богатства содержания идей просветителей только их верных последователей. События во Франции, особенно в ее столице, неумолимо подталкивали население к всё более решительным действиям, приведшим, в конце концов, к оглушительному взрыву. Напомним вкратце цепочку основных событий. В 1789 году после долгого перерыва правительство, надеясь получить общественную поддержку своей политике, созвало Генеральные штаты, состоявшие из депутатов от дворянства и верхушки третьего сословия. Летом того же года под давлением общества к ним добавились депутаты от других слоев населения, и Генеральные штаты превратились в более демократическое Национальное собрание. Именно этот момент принято считать началом Французской революции, поскольку появление и деятельность Национального собрания заметно нарушали традиционный порядок государственного устройства.

12—14 июля 1789 года в Париже произошло столкновение жителей с войсками, закончившееся победой горожан, символом которой стало разрушение ими Бастилии — главной королевской тюрьмы. В окружении Людовика XVI воцарилась паника, началось поспешное бегство аристократии из столицы, а позже и из страны. Сам король вынужден был принять из рук представителей парижан трехцветную кокарду, ставшую прообразом современного флага Франции, в котором красный и синий цвета напоминают о гербе Парижа, а белый — о королевском знамени Бурбонов. Однако насильственное «единение» монарха с подданными оказалось непрочным и существовало очень недолго.

Уже в конце лета во Франции началась «муниципальная революция» — повсеместное образование революционных органов исполнительной власти на местах. Решительнее стало действовать и Национальное собрание, отменившее сословные привилегии и феодальные повинности, вытекавшие из личной зависимости крестьян. Оно приняло важнейший документ — «Декларацию прав человека и гражданина». «Декларация» преследовала две главные цели: покончить с социально-политическим наследием старого режима и заложить основы нового строя. В частности, в ее третьей статье говорилось: «Источник суверенитета зиждется, по существу, в нации. Никакая корпорация, ни один индивид не могут располагать властью, которая не исходит из этого источника»^{5}.

Таким образом, документ решительно отрицал освященное временем и традицией «божественное право» короля на верховную власть. Более того, «Декларация» провозглашала неотъемлемыми права человека, приходящие в непримиримое противоречие с феодальными традициями: свободу личности, право собственности, сопротивление угнетению, право на безопасность и т. п. Позже из этого вырастет утверждение: «Когда правительство нарушает права народа, восстание для народа и каждой его части есть священнейшее право и неотложная обязанность»^{6}.