Александр I. Сфинкс на троне

Старое масонство отличалось причудливою обрядностью со своеобразной терминологией, преисполненной таинственной символистики и аллегории. Заимствованные из Швеции, Англии, Германии и Франции масонские системы представляли собой сложную иерархическую организацию (низшие степени, шотландские братья, теоретические братья), которая обязывала младших братьев строгому послушанию просвещенным братьям высших степеней. Иногда масонский орден имел целых 32 степени. Посвящаемый связывался строгим обетом молчания. Истинные масонские цели знали лишь члены высших степеней — свободные каменщики. В жизни обычного масонства эта таинственность превращалась в смешную игру титулов… Против этого ненужного балласта и раздался протест среди возобновивших свою деятельность масонских лож не только в России, но и в Польше[169].

Под влиянием Фесслера известный и, по-видимому, искренний масон англичанин Элизен, доктор Обуховской больницы, открыто выступил против бессмыслицы высших степеней. Возникшие несогласия закончились учреждением новой великой масонской ложи имени богини правосудия — Астреи; отвергая иерархию, новый союз выставлял выборное начало и принцип равноправности членов[170].

В 1817 г. обе великие ложи на Востоке в С.-Петербурге («Астрея» и «Великая Провинциальная, или Директориальная, признававшая высшие степени»), заключили между собой братский конкордат, определивший их взаимные отношения. Большинство этих лож работало в Петербурге, были ложи в Москве и провинции: в Ревеле, Митаве, Кронштадте, Варшаве, Киеве, Симбирске, Тамбове, Ярославле и др. Некоторые из них работали на французском, польском языке, большинство на немецком и русском.

Ложи по-старому носили самые причудливые наименования: «Александра тройственного спасения», «Трех венчанных мечей», «Умирающего сфинкса», «Ключа к добродетели», «Александра к коронованному пеликану», «Нептуна в надежде» и т. д.

Несмотря на упрощение в масонской обрядности, последняя все же переполнена аллегориями, символами, туманным языком, которым любят изменяться свободные каменщики. Вся эта обрядность, конечно, не имела никакого глубокого значения. Да и большинство масонов, мечтавших о каком-то «всемирном гражданстве», говоривших, что «вселенная есть отечество каменщиков», даже гроссмейстеры были в сущности весьма плохо осведомлены о задачах деятельности своих европейских братьев. На заседаниях повторялись заученные фразы, написанные в капитулах и уложениях. Да, это была в действительности игра «больших детей», игра в духе того времени, отвечающем вкусам общества к ритуалам и театральным церемониям. Недаром масонскому ритуалу подражают и клубы. Пародируют эту обрядность даже такие литературные организации, как «Арзамас». Шуточная обрядность повсюду процветает вплоть до пирушек в аристократической среде, где входит в обычай, как рассказывает Стогов в своих воспоминаниях, пьяных хоронить со свечами и другими аксессуарами погребального ритуала.

Теоретически масонство ставит себе высокие цели: внутренне переродить человечество; изгладить между людьми предрассудки каст, уничтожить фанатизм и суеверие, бедствия войны. Одним словом, преобразовать «весь мир в единое непоколебимое святилище добродетели и человеколюбия»; образовать из сего человечества одно семейство братьев, связанных узами любви, познания и труда. Создать «царство-равенство» — такова высокая задача, которую теоретически ставило себе масонство как целое. Вольные каменщики не признают никакого другого различия, кроме производимого добродетелью: порода, чин и богатство — отметаются: 

Здесь вольность и равенство
Воздвигли вечный трон,
На них у нас основан
Полезный наш закон.

И символически ватерпас в ложе изображает это всеобщее уравнение. «Мы все одной природы, следовательно, и равны между собой». «У нас и царь со всеми равен, и нет ласкающих рабов», — поется в масонской песне.

Так было только в «песне»; в действительности масон По-здеев и теоретически считал недопустимым, чтобы «масоны» называли «братьями царей». И в теории было несомненное противоречие: недаром в десятую степень просветленного Капитула Феникса могли быть приняты только в теории лишь те дворяне, которые насчитывали не менее четырех поколений предков дворян.

Но от этой идеологии ничего не останется, как только мы спустимся с заоблачных высот к реальной жизни. Правда, нарисовать какую-нибудь единую характеристику общественного и политического миросозерцания масонов совершенно невозможно: в масонских ложах, как мы увидим, сходились люди самых различных миросозерцании и положений: здесь были заядлые крепостники, самые ухищренные мистики, люди прогрессивного образа мнений и, наконец, самые безразличные.