Александр I – старец Федор Кузьмич: Драма и судьба. Записки сентиментального созерцателя

«Конституцию!» – подхватывает Павел Строганов, и искры юношеского воодушевления в его глазах туманит и гасит сентиментальная влага, которую рождают дорогие сердцу воспоминания, ведь он был свидетелем… что там свидетелем – участником революционных событий во Франции. Отправившись туда вместе со своим воспитателем Жильбером Ромом, Павел Строганов посещал собрания якобинского клуба, видел и слышал отчаянных заговорщиков и революционеров, с жаром аплодировал ораторам, пожимая им руки, выражая свою пламенную поддержку. Сам пытался что-то говорить и чувствовал, что свобода, равенство, братство – для него святыня, что он проклинает рабство и ненавидит тиранов. Он расхаживал по Парижу в красном фригийском колпаке, а когда умер его слуга, положил ему в гроб Евангелие и Декларацию прав человека и гражданина. Дни он проводил на улице, опьяненный воздухом свободы, а ночи – у своей возлюбленной мадам де Мерикур, в прошлом куртизанки, а ныне хозяйки революционного салона…

Все было бы хорошо, но, к несчастью, о его приключениях проведала Екатерина от своих наушников-шептунов, и тут грянула буря. Разгневанная императрица велела срочно вернуть озорника и буяна под родительский кров и задать такую трепку, чтобы впредь неповадно было. Неоценимую услугу семейству Салтыковых оказал тогда их дальний родственник Николай Новосильцев. Он взялся выполнить щекотливое поручение, и благодаря ему Павел Строганов был вырван из пучины революционного Парижа и благополучно доставлен в Петербург. В дальнейшем он утихомирился, остепенился, но память о тех днях сохранил на всю жизнь.

«Конституция и свобода… да, но свобода для всех!» – уточняет Адам Чарторыйский, польский пленник и патриот, не упускавший случая напомнить о печальной судьбе своего отечества. Именно князь Адам познакомил Александра с Новосильцевым и Строгановым и позаботился о том, чтобы они встречались как можно чаще и беседовали со всей откровенностью, как близкие, интимные друзья. При этом у Чарторыйского были свои романтические мечты и трезвые, далекоидущие планы: не только обретение личной независимости и возвращение из плена, но и восстановление свободного царства Польского под эгидой России, к чему он будет всячески склонять Александра, играя на его либеральных струнах, на молодом честолюбии, столь чувствительном к обещанным славословиям, рукоплесканиям, овациям благодарных поляков (он же всегда хотел нравиться, покорять сердца!), а те вместо благодарности придут с Наполеоном грабить Москву…

Но из глубины сумрачных кабинетов, приемных, коридоров доносятся другие голоса доживавших свой век екатерининских вельмож, сановных старцев, дряхлеющих львов – Беклешова, Трощинского, Державина. Для них друзья Александра – мелюзга, желторотая молодежь, «конфидентики», как они их насмешливо называют. Ну, о чем они могут там толковать, какие обсуждать прожекты?! Все это вздор! И самый большой вздор – эта их конституция, сквозь которую зловеще просвечивает, посверкивает отмена крепостного права. Ну, как же без него, родимого! Оно всем – отец и мать, попечитель и благодетель, и кнут в руках, и сладкий, медовый пряник, а без кнута и пряника, одним сухим законом, разве можно править в России-то?! Этого «конфидентикам», увы, не уразуметь, не понять…

Тут и ровный, монотонный голос Аракчеева, обладавшего удивительной способностью говорить тихо и в то же время настолько внятно, что даже глуховатый на одно ухо Александр слышит каждое слово. Аракчеев пришел к нему с докладом ранним утром, когда он еще изволит почивать в кровати, и Елизавета Алексеевна стыдливо прятала под одеялом свои плечи или даже накрывалась им с головой… Тут же и Карамзин, Кутузов, Сперанский… голоса, голоса, голоса…

Глава восьмая. Орлы без корон

Эти голоса я все еще слышу, направляясь к Дворцовой площади и уже издали угадывая: силуэт ангела с крестом, барельефы с четырех сторон основания, шлемы, щиты, венки, античные фигуры – Александровская колонна. Ее поставил здесь Николай I в память о царственном брате. С этой мыслью я приближаюсь к колонне, долго стою и смотрю, и свидание с ней, как свидание с самим Александром – Феодором Козьмичом, но при этом – и свидание с Николаем. Ведь он же знал и поэтому старательно уничтожил письма, дневники и прочие документы, содержавшие хотя бы намек на династийную тайну – уход Александра. В то же время сам выдал эту тайну, водрузив в самом центре столицы, на Дворцовой площади, памятник живому царю, которого не изваяли в виде статуи, а представили аллегорически ангелом, несущим крест. Вся символическая атрибутика колонны указывала на добровольный отказ от власти, поэтому и двуглавые орлы без корон, хотя во всех других случаях они изображаются с коронами.