Тело Петра III, покоившееся в Александро-Невской лавре, вынуто из гроба и переложено в новый гроб, на который Павлом собственноручно возложена корона Российской империи: опальный отец нового императора посмертно коронован.
Переворота 1762 года не было. Убийства тоже не было.
Гроб торжественно перенесен в Зимний дворец и поставлен рядом с гробом Екатерины; затем оба погребены в Петропавловской крепости.
Последствия переворота 1762 года также считать небывшими.
Четырежды — в 1801, 1802, 1812, 1825-м — на жизненном горизонте Александра Павловича возникал странноватый монах Авель.
Брат Авель пророчествовал.
В напечатанном «Русской Стариной» (с досадными выпусками «некоторых мистических измышлений»[55]) «Житии и страданиях отца и монаха Авеля» о начале его пророческой деятельности сказано так:
«…пришел в самую северную страну и вселился там в Валаамский монастырь, который Новогородской и Санкт-Петербургской епархий, Сердобольской округи… В то время в нем был начальник игумен Назарей: жизни духовной и разум в нем здравый. И принял он отца Авеля в свой монастырь как должно, со всякою любовию; дал ему келью и послушания и вся потребная; потом же приказал ему ходить вкупе с братиею в церковь, и в трапезу, и во вся нужная послушания. Отец же Авель пожил в монастыре токмо един год, вникая и присматривая всю монастырскую жизнь и весь духовный чин и благочестие, и видя во всем порядок и совершенство, как в древле было в монастырях, и похвали о сем Бога и Божию Матерь».[56]
После переселения тридцатилетнего Авеля в пустынь (что само по себе удивительно: благословение на жительство в пустыни получали лишь немногие опытные, «искушенные» монахи; отнюдь не послушники) у него начались борения с врагом, в которых он «показался страшный воин».
«По сему же», в октябре 1785-го, «взяли отца Авеля два духа… и рекоша ему: „буди ты новый Адам и древний отец Дадамей, и напиши, яже видел еси: и скажи, яже слышал еси“».
Очевидно, Авель (тогда он носил еще мирское имя — Василий Васильев — и звание выходца из деревни Акулово Алексинского уезда Тульской губернии) обо всем рассказал настоятелю; сразу после видения ему было велено вернуться из пустыни к монастырскому общежитию. Здесь ему было новое видение, в церкви Успения Пресвятой Богородицы, а вслед за тем он вышел из Валаамского монастыря, «тако ему велено действом [той силы, которую сообщили ему два духа]; сказывать и проповедывать тайны Божия и страшный Суд Его».
Девять лет он странствовал, пока в 1794-м не водворился в костромском монастыре Святого Николая Чудотворца, где и составил первую из своих «мудрых и премудрых» книг, касавшихся до будущности русских царей и русской державы.
Авеля легко можно было принять за одного из множества бродячих прорицателей, наводнявших тогдашнюю Россию.
Самым знаменитым легионером этого пророчествующего легиона был скопческий отец-искупитель Кондратий Селиванов, как раз в 1795-м бежавший из Сибири и в начале странных дней Павла Первого объявившийся в Московии. Он именовал себя Государем Петром Феодоровичем; рассказывал, как был приговорен к смерти распутной женой Екатериной за святую неспособность к блуднобрачной жизни; как чудесно спасся в Европах; как в конце концов перебрался на жительство в Орловскую губернию, где ждали его матушка-императрица Елисавета Петровна, граф Чернышов, княгиня Дашкова и прочие верные слуги престола, которым не стало житья в Петрограде. Тем временем Екатерина сошлась с врагом рода человеческого, прижила от него сына, чтобы выучить в Российской академии, а затем отправить в Париж, где «со своими способностями [он] вышел в императоры».[57]
В первой половине 1797-го арестованный отец-искупитель был доставлен в столицу и удостоен встречи с сумрачным царем Павлом и его ангелоподобным сыном Александром; в позднейших «Страдах великого искупителя»[58] Селиванов так описывал знаменательную встречу:
— Правда ли, старик, что ты мой отец? — спросил Павел I Селиванова.
— Я греху не отец.
— Отец, я хотел уготовать тебе золотой венец, а теперь прикажу посадить тебя в каменный мешок…
— Павел, Павел. Я хотел было жизнь твою исправить, а за это накажу тебя лютою смертью.[59]
Встреча закончилась для Селиванова плачевно; только 6 марта 1802 года Александр Павлович — уже не великий князь, а русский царь — выпустит Селиванова из смирительного дома при Обуховской больнице, чтобы встретиться с ним впоследствии перед самым Аустерлицем.