Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Однако вернусь к тому цековскому брифингу, который случился сразу после Женевы.

Далее зав. Отделом пропаганды перечислил те задачи, которыми должны руководствоваться редакторы СМИ в текущий период. Ничего нового из его уст не прозвучало. Надо больше писать о резервах в экономике, о научно-техническом прогрессе, о повышении качества продукции, о перестройке агропромышленного комплекса, творчески, не казенно подходить к обсуждению предсъездовских документов.

^{Павел Палажченко, личный переводчик М. С. Горбачева. [ТАСС]}

Удивительно застойное выступление — особенно в этой последней части. Один из выразительных примеров того, как Александр Николаевич под влиянием своего патрона (М. С. Горбачева) или по собственной инициативе иногда отступал с уже завоеванных позиций, явно говорил не то, что думает, лукавил.

Да, он тогда еще не пошел в открытую. Осматривался. Подбирал союзников. Видимо, ждал обещанного повышения в должности — нет сомнений в том, что разговоры об этом с генеральным у него были. Будучи тертым аппаратчиком, прекрасно сознавал те границы, за которые переходить нельзя — и по своему сегодняшнему статусу, и по ситуации.

Через неделю он беседует с несколькими секретарями ЦК союзных республик и обкомов партии, это идеологи, среди них А. С. Капто, который спустя четыре года станет во главе Идеологической комиссии ЦК КПСС, куда после реформирования аппарата войдут отделы пропаганды, науки, культуры. Но пока Капто — секретарь ЦК компартии Украины.

Читаешь стенограмму этой беседы и опять поражаешься тому, сколько там никчемных казенных фраз, переливания из пустого в порожнее. Яковлев, правда, пытается раскачать своих собеседников на откровенность, но и они не в силах отойти от привычных штампов, и он тоже держится в рамках. Лишь в конце беседы, подводя итог, говорит о необходимости «всемерно развивать гласность, правдивость пропаганды»: «Надо отвыкать от сложившейся за многие годы привычки утаивать какие-то секреты от народа»[162].

В эти первые месяцы в новой должности на Старой площади его приоритетом становится гласность. Он не устает повторять — на встречах с руководителями СМИ, аппаратных совещаниях, в многочисленных интервью нашим и зарубежным журналистам, в узком кругу своих друзей, — что реформы обречены на провал, если в полную силу не заработают гласность, свобода слова и свобода творчества.

Не сразу, но довольно быстро номенклатура почувствовала угрозу, исходящую от Яковлева и его идей. Свобода всегда таит опасности для тех, кто управляет не убеждением, а силой, не правдой, а эрзацами правды.

В высших эшелонах партийно-советской номенклатуры тогда, по мнению Александра Николаевича, образовалось три подхода к гласности.

Генеральный секретарь на словах соглашался с важностью строительства открытого общества и сам не раз призывал в своих речах к свободе слова. Однако на деле был вынужден маневрировать, отступать, делать оговорки типа «не следует забегать вперед».

Е. К. Лигачев тоже публично выступал в поддержку гласности, но всегда при этом оговаривался: «Если такая гласность служит укреплению наших социалистических идеалов, если она не вредит партии и государству». Он порой негативно относился к тем публикациям прессы, которые вскрывали преступления сталинского режима, злоупотребления властью, рисовали недавнюю историю в «слишком мрачных красках».

Третий подход исповедовал сам Яковлев. Он сводился к тому, что гласность — это не дар власти, а необходимое условие подлинной демократии, ее стержень. Писать правду, но при этом не врать, не передергивать факты, не заниматься шельмованием, не быть конъюнктурщиками. Эти слова Яковлев повторял изо дня в день.

Анатолий Черняев еще в августе 1985-го запишет в своем дневнике:

Кстати, о Яковлеве. Он помаленьку приподнимается над другими. Брутенц присутствовал при его первом столкновении с Зимяниным. Тот стал ему говорить (видимо, в духе статьи некоего Любомудрова в «Нашем современнике»), что евреи (критики) нападают на русскую литературу и что надо бы «поправить». На что Сашка возразил: «Нападают не только евреи и не на русских писателей, а на почвенническую тенденцию, на современное реакционное славянофильство». Тем и кончился обмен мнениями. А потом Зимянин стал звонить Яковлеву по разным другим поводам, что Сашка оценил так: заискивает![163]