Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

На пленуме генсек озвучивал концепцию именно Медведева, то есть, на мой взгляд, разумную. Однако на том же пленуме Вадима Андреевича делают секретарем ЦК… по связям с братскими компартиями. И происходит это, насколько я понимаю, с подачи господина Яковлева. Вот такой выверт.

Вместо того чтобы экономиста Медведева поставить на экономику или даже сделать председателем правительства, его отодвигают в сторону. А все потому, что Яковлев никогда не любил Медведева, ревновал к нему.

Таким образом, решения на пленуме были приняты разумные, но реализацию поручили не тому, кто их разрабатывал, а другим лицам. Далее происходит ожидаемое: Рыжков собирает свой ближний круг и говорит: тут много чего написано, а работать мы будем, как работали и как я скажу.

Согласен, Александр Николаевич в чем-то был очень талантливым человеком. Поскольку мне пришлось долго сидеть на тех цековских дачах, где готовились разные партийные документы, то я точно знаю, как работали почти все «сидельцы». Они вначале брали то, что было написано до них, что-то копировали, компилировали, переделывали. Яковлев был одним из немногих, кто мог сесть и с чистого листа, без всяких шпаргалок написать нечто свежее, глубокое.

Но опять возвращаюсь к своему, наболевшему. Произошел разрыв между преобразованиями в идеологической сфере и преобразованиями в экономике. В надстройке — свобода, гласность, свежие веяния, а в базисе — застой.

Это и погубило перестройку. Трагедия Горбачева состоит в том, что он поддался напору Яковлева — «давай менять подходы в идеологии, давай по-другому строить международные отношения, давай дадим свободу прессе и писателям», — а экономику упустил. Все, что предлагал Яковлев, было на виду, давало очки, прибавляло популярности, а экономикой надо было заниматься в черную, день за днем, принимать иногда и очень непопулярные решения, рисковать.

Еще раз говорю: в 1987 году высшее руководство партии приняло мощную концепцию преобразования управлением народного хозяйства. Но оно же, руководство, под натиском консерваторов ее похоронило. Конечно, ключевую роль в этом сыграл Рыжков. Но и с Яковлева снимать вину нельзя. И с Горбачева.

Я абсолютно убежден: если бы та концепция была реализована, то перестройка могла пойти по иному пути, без разрушительных последствий начала 90-х годов. А мы не сумели тогда накормить народ, дать ему самые необходимые потребительские товары и продукты. Итог известен[185].


Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное