Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

Конечно, Хрущеву приходилось считаться с тем, что вокруг него и рядом с ним остались видные соратники Сталина, прямые или косвенные соучастники кровавых злодеяний, которые совсем не хотели дальнейших разоблачений. И сам Никита Сергеевич был не без греха, он тоже подписывал «расстрельные списки» и плясал (в буквальном смысле) под дудку диктатора. Конечно, после ХХ съезда ему сообщали, что на местах, в республиканских, областных, краевых партийных организациях, далеко не все в восторге от разоблачения культа. Первый секретарь ЦК КПСС поневоле был вынужден лавировать, отступать под натиском «наследников Сталина».

С одной стороны, ему посылала сигналы поддержки фронда в лице писателей, поэтов, публицистов, художников, композиторов, научной интеллигенции, эта публика восторженно встретила процесс десталинизации. С другой — он ощущал угрозу, исходившую от партийной номенклатуры, увидевшей во всем этом попытки ревизии марксизма-ленинизма, оппортунистические тенденции.

Решительный бой своим противникам в недрах Президиума ЦК Хрущев дал на знаменитом июньском пленуме 1957 года. Накануне «старики» (предсовмина Булганин, глава Верховного Совета Ворошилов, первые замы председателя правительства Молотов и Каганович и другие) семью голосами против четырех проголосовали за снятие Никиты Сергеевича с поста первого секретаря. Однако Хрущев оказался не так прост, как о нем думали. С помощью главы КГБ Серова он оперативно доставил в Москву своих сторонников, первых секретарей обкомов и крайкомов, членов ЦК, которые решительно высказались за то, чтобы Никита остался у руля партии. Затем состоялся пленум, продолжавшийся ровно неделю, на нем «антипартийная группа» в лице Молотова, Кагановича и Маленкова была фактически разгромлена.

Яковлев внимательно следил за всеми этими событиями, происходившими «наверху», потому что всегда сознавал: учеба когда-нибудь закончится, предстоит возвращение в те же сферы, значит, надо знать, кто в фаворе, кто чем дышит, на кого делать ставку.

Тема его кандидатской диссертации была сформулирована так: «Критика американской буржуазной литературы по вопросу внешней политики США 1953–1957 гг.». Работа продвигалась без особых проблем. Английский язык хоть и не просто, но давался. Нужная литература в «спецхране» имелась, а ту, которой недоставало, он тоже добывал — привозили из командировок в Штаты знакомые дипломаты и журналисты. В 1959-м планировалась защита.

Однако за год до этого биография Яковлева делает еще один очень примечательный и совсем не типичный для той жизни зигзаг: его направляют на годичную стажировку в США, причем не куда-нибудь, а в престижнейший Колумбийский университет, кузницу кадров американской элиты.


Интересно, что Александр Николаевич в своих мемуарных книгах, многочисленных статьях и интервью весьма скупо рассказывает об этом периоде своей жизни. То ли не считая его значительным, то ли еще по каким-то причинам. Между тем проведенный за океаном год сильно повлиял на его дальнейшее мировоззрение, сказался на многих последовавших затем решениях и поступках.

Не иначе как невероятным везением можно объяснить сам факт этой длительной стажировки в одном из самых престижных университетов мира.

Судите сами.

В 1955 году главы правительств четырех стран (СССР, США, Великобритании и Франции) встречаются в Женеве, где впервые после Второй мировой войны обсуждают вопросы глобальной безопасности, осторожно, с явным недоверием друг к другу, прощупывают пути к ослаблению конфронтации. Три года спустя в Вашингтоне подписывается соглашение между Соединенными Штатами и Советским Союзом о взаимных обменах в области культуры, техники и образования. Один из разделов этого документа говорит о том, что уже в текущем 1958 году оба государства согласны обменяться делегациями университетских преподавателей и приступить к обмену студентами между Московским и Ленинградским университетами, с одной стороны, и американскими университетами (Колумбийский и Гарвардский) — с другой стороны.

Вот так впервые за всю историю советско-американских отношений оба государства приступили к обмену не взаимными упреками, подозрениями и угрозами, а профессорами и студентами. Правда, тут следует заметить, что далеко не всегда этот процесс носил чисто гуманитарный характер, ибо спецслужбы и Штатов, и Советов мгновенно оседлали канал обмена, обильно комплектуя делегации не студентами, а агентами. Но об этом мы еще поговорим ниже.

На 1958/1959 учебный год стороны договорились отправить друг другу группы студентов, причем состав этих групп каждая сторона определяла самостоятельно. В Москве оформлением загранпоездки формально занималось Министерство высшего и среднего образования СССР, а неформально, то есть фактически, — КГБ и ГРУ, представители этих секретных служб и составили большинство в первом десанте.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное