Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

Яковлев каждый день заходит, приносит «размышления», которые у него идут на пару с М. С. Судя по его выводам, Горбачев решился отпочковаться от ПБ (опять с опозданием на год, если не больше) и перенести центр власти «в президентство».

Зачем тогда собирает каждую неделю ПБ — чтобы обсуждать бумаги, из которых выглядывает «смертный приговор» большинству из членов Политбюро?

Яковлев считает, что «они» уже работают против него вместе с армией и КГБ. И паника дует оттуда, и погромные настроения оттуда (чтоб спровоцировать народ на требование железной руки!). Яковлев мыслит, что и Нина Андреева, и совсем одуревший от антисемитизма еврей Евсеев, и Васильев (из «Памяти») — платные агенты КГБ (но не Крючкова, которым манипулирует команда более или менее порядочного Чебрикова). А. Н. показал мне протокол партактива Лубянки — это программа ниноандреевского переворота, упакованная в традиционные фразы (требования к М. С.) и «обещания» навести порядок.

На что же опираться М. С. в такой ситуации? Народ он оттолкнул пустыми полками и беспорядком, перестроечных партийцев — объятиями с Лигачевым; интеллигенцию — явной поддержкой Бондарева, Белова, Распутина; националов — тем, что не дает им полной свободы либо не спасает одних от других.

Упущен шанс… […]

Яковлев все меня спрашивает, когда ему подавать в отставку из ПБ. Я ему говорю: твой уход даст окончательный ответ на митинговый вопрос: «С кем вы, Михаил Сергеевич?» Об отставке Яковлев говорил и с М. С. Сначала Яковлеву предназначалось вице-президентство. Но даже Президиум Верховного Совета саму эту должность не принял. Значит, максимум — член кабинета президента… «В партии (т. е. аппарате, пусть высшем) я не останусь», — твердил мне Яковлев[325].


Твердил. Но, однако, все еще оставался. Да, стал членом Президентского совета, но что это за орган, каковы его полномочия и чем там будет заниматься Яковлев — ответа на эти вопросы не было.

С идеей вице-президентства ничего не вышло. Была смутная надежда на то, что станет председателем Верховного Совета, то есть возглавит законодательную власть, но и тут Горбачев предпочел ему А. И. Лукьянова.

Так и завис в ту пору наш герой — между ЦК и Президентским советом, между прошлым и будущим.

Еще одна запись из черняевского дневника — она сделана 11 мая 1990 года. Сначала Анатолий Сергеевич рассказывает о том, как шеф в разговоре с ним гневно обрушился на СМИ, которые не выказывают должного уважения президенту.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное