Александр II

Нужно было срочно принимать решение, и Александр вызвал в Зимний дворец всех сановников, находившихся в столице. Слово взял канцлер Нессельроде. «Франция – сказал он – демонстрирует по отношению к нам симпатию… Отказ с вашей стороны подтолкнул бы императора Наполеона III в объятия Англии, и возможно навсегда. Наше согласие сделало бы его арбитром в мирных переговорах, что позволило бы России, как и Франции, прошедшим чистилище этого кризиса, придать своей внешней политике новое направление…» (Франсуа Шарле-Руа: Александр II, Горчаков и Наполеон III.) После этого выступления каждый из присутствовавших высказал свое мнение. Все они, с большей или меньшей степенью убежденности, советовали императору принять ультиматум. Даже граф Блудов, страстный апологет национальной гордости, сравнив Россию с порядочным человеком, на которого в лесу напали бандиты, завершил свою речь следующим образом: «Я сказал бы словами Шуазеля: раз мы не можем вести войну, давайте подумаем о мире!»

Александр с удовлетворением выслушал предложения своих придворных. Несколькими днями ранее, когда вся семья собралась у императрицы-матери, он заявил в споре со своим кипевшим от ярости братом, великим князем Константином, что Россия должна уступить силе. В поддержку своей позиции он напомнил о Пруссии, угрожавшей присоединиться к союзникам, о трудностях с набором новых рекрутов, об истощении финансовых ресурсов. Его сегодняшние советники приводили те же самые аргументы в поддержку той же самой позиции. Итак, страна была с ним. Пришло время действовать. По приказу императора Нессельроде незамедлительно уведомил Вену о согласии России принять ее требования.

Когда известие об этом решении распространилось по Петербургу, мнения по его поводу разделились. Какое облегчение для одних! Какое унижение для других! 8 января Анна Тютчева пишет в своем дневнике: «Я знаю, большее несчастье трудно представить. Еще вчера в городе прошел слух, что мы согласились прекратить войну на унизительных условиях, выдвинутых Австрией… Я не хотела в это верить, хотя об этом говорили на концерте, у императрицы. А сегодня утром „Санкт-Петербургская газета“ подтвердила наш позор. Я не могу повторить то, что слышала на протяжении всего сегодняшнего дня. Мужчины плакали от стыда». Она рассказывает, что когда во время спектакля по пьесе драматурга Озерова «Димитрий Донской» актер произнес знаменитую фразу «Лучше погибнуть в бою, чем принять позорный мир», зал взорвался криками и аплодисментами. Взволнованная Анна Тютчева рассказала императрице о настроениях в городе. «Разве можно обрекать на позор народ, предварительно не спросив у него, готов ли он пойти на самые крайние жертвы, чтобы спасти свою честь?» – спросила она императрицу Марию. Та грустно улыбнулась в ответ. Она часто обсуждала эту проблему с мужем. «Наша беда заключается в том, – ответила она своей пылкой фрейлине, – что мы вынуждены молчать. Мы не можем сказать народу, что эта война началась совершенно глупо, бесцеремонным захватом Дунайских княжеств, что она велась вопреки здравому смыслу, что страна не была готова к ней, не имея достаточного количества оружия и боеприпасов, что у нас плохо организовано управление на всех уровнях и очень мало порядка, что наши финансы на исходе, что наша внешняя политика уже давно проводится в неверном направлении и что все это привело нас в ту ситуацию, в которой мы сейчас находимся».

Так, впервые, императрица открыто осудила политику своего покойного свекра. Со своей стороны, Анна Тютчева видела в Николае I «очень недалекого человека, чрезвычайно падкого на лесть». И она задается вопросом, сможет ли его преемник, Александр, умело управлять государством. «Чтобы вытянуть Россию из этой ямы, – записывает она в дневнике, – нужен исключительно энергичный и сильный монарх, который объединил бы вокруг себя все здоровые силы нации, который все перевернул бы и реорганизовал и который твердо верил бы в историческое предназначение России и в свое собственное призвание. Император – замечательный человек. Он был бы прекрасным правителем в хорошо управляемой стране и в мирный период, когда ему предстояло бы лишь сохранять то, что было приобретено до него. Но он не обладает темпераментом реформатора. У императрицы тоже отсутствует инициатива. Вероятно, она могла бы стать святой, но правительницей – никогда. Ее сфера – духовный мир, но не мир земной реальности. Оба они слишком добры, слишком чисты для того, чтобы понимать людей и править ими». (А. Тютчева: При дворе двух императоров.)