Александр II

Несмотря на все уважение к своему отцу, новый наследник престола критиковал его за либеральные тенденции. Как и его мать, императрица Мария Александровна, он ратовал за сохранение прежних порядков и репрессии против интеллектуалов. Его спутниками на пути к авторитаризму были публицисты-славянофилы Катков и Аксаков, а также его бывший наставник, непримиримый и порывистый Победоносцев (будущий прокурор Святейшего Синода). Зная умственные способности своего сына, царь не находил нужным приобщать его к государственным делам.

Среди своей семьи – жены и шестерых детей – он чувствовал себя одиноким. Пышная жизнь двора тяготила его. Роскошь приемов резала ему глаза. Зимой, в заваленном снегом городе, гости ужинали за маленькими столами в тропическом саду, среди гигантских пальм и цветочных клумб. Балы в Георгиевском зале вызывали восхищение своей грандиозностью. Оказавшись однажды на галерее, возвышавшейся над танцевальной площадкой, Теофил Готье так описывает открывшееся перед ним зрелище: «Бросив взгляд в эту светящуюся бездну, я испытал головокружение. Поначалу из-за сияния свечей, зеркал, золота, бриллиантов ничего нельзя было различить… Скоро глаза привыкли к ослепительному блеску, и в них начали порхать черные бабочки, как это бывает, когда смотришь на солнце. Передо мной разверзся огромный зал, весь в мраморе и белой штукатурке… Всюду виднелись мундиры с золотыми нагрудниками, эполеты, усеянные алмазами, орденские планки, покрытые эмалью и драгоценными камнями… Мундиры и парадные костюмы мужчин были настолько яркими, блестящими, разнообразными, настолько перегруженными золотом, драгоценностями и шитьем, что женщины в их легких, элегантных, современных платьях просто терялись среди них. Не имея возможности конкурировать с ними в богатстве, они конкурировали с ними в красоте: их обнаженные плечи и груди затмевали золотые нагрудники». (Теофил Готье: Путешествие в Россию.) Британский посол лорд Лофтус, в свою очередь, заявлял, что вечера в Зимнем дворце «превосходят по роскоши и великолепию все, что он видел в других странах». (Константин де Грюнвальд.)

Александр на этих мероприятиях словно отбывал тяжелую повинность. Тот же Теофил Готье описывает его одетым в короткую куртку до средины бедра с расшитыми золотом петлицами и отороченную мехом голубого песца. Крепкие ноги обтягивали синие брюки. Открыв бал традиционным «полонезом», он больше не танцевал и лишь переходил от группы к группе, чтобы обменяться светскими банальностями с наиболее важными из гостей. Все, что говорилось вокруг него, было эхом сказанного им самим. Никто не осмеливался в его присутствии произнести неожиданную фразу, высказать оригинальное мнение. Не является ли эта всеобщая покорность платой за абсолютную власть? «Во всем ощущается преемственность правления покойного императора Николая в несколько облегченном варианте, – пишет герцог де Грамон. – Влиятельные фигуры двора отказываются от всякой инициативы и проявляют абсолютную пассивность».

Распорядок дня императора был настоящим наваждением для придворных. Они перешептывались, поглядывали на часы и опрометью бросались к проходившему мимо Александру, чтобы поприветствовать его. Если он уезжал отдохнуть в Петергоф или Царское Село, его и там одолевали визитеры, посыльные и просто любопытные. Когда он прогуливался по аллеям парка со своими детьми и черным сеттером Милордом, его обязательно подкарауливали зеваки. Некоторые набирались смелости, приближались к нему и, простершись ниц, подавали ему прошения. Вдоль всего маршрута его следования рассредоточивались полицейские. Вечерами он позволял себе расслабиться и играл в пикет с кем-нибудь из приближенных. Императрица подавала чай. Лица светились дружелюбием. Однако это тихое семейное счастье было одной лишь видимостью. Когда взгляд Александра задерживался на супруге, он не ощущал ничего, кроме уважения, нежности и сочувствия.