Александр II

– Порфирий в своём дневнике пишет: «25 июня генерал Гурко занял Тырново и пошёл на Сельви. Его отряд идёт за Балканы. Балканские проходы заняты нами. Нам остаётся идти вперёд, вперёд, вперёд!!!» С тремя восклицательными знаками, Афиноген Ильич! Это самое восторженное место у Порфирия.

– А Плевна?! – вдруг выкрикнул, вставая, тяжело опираясь на палку, Афиноген Ильич. – Плевна? Ловягин, покажи, где Плевна?

Ловягин не мог сразу отыскать Плевну. Афиноген Ильич, хромая на больную ногу, подошёл к карте и ткнул палкой по ней.

– Вот Плевна, – сердито сказал он.

– Маленькая деревушка или городок, ваше высокопревосходительство, – успокоительно сказал Ловягин.

Генерал сердито застучал палкой по карте.

– Чему учат?! – крикнул он. – Академики! Плевна! Ты понимаешь, что такое Плевна?!

– Ваше высокопревосходительство, наши войска были в Плевне, – обиженно сказал Ловягин.

– Знаю… Не учи! Не вовсе ещё выжил из ума, не впал в детство, не утратил памяти. Когда это?.. Графиня, напомните… Когда это Фролов писал нам, что 30-го донского казачьего полка есаул Афанасьев с сотней был в Плевне?

– 25 июня, Афиноген Ильич, – блестя прекрасными глазами, как драгоценными алмазами, сказала графиня, щеголявшая своей памятью на все события войны.

– Да, 25 июня… Точно! И в Плевне тогда никого не было. А 5 июля лейб-казаки с ротмистром Жеребковым уже только после боя взяли Ловчу, и тогда в Плевне были войска. Маленькая деревушка, – передразнил Афиноген Ильич Ловягина, – да громадный стратегический пункт. Они идут вперёд, вперёд, вперёд!.. Да что они там, с ума все посходили? Почему Непокойчицкий или Казимир Левицкий не пожаловали в Плевну? На карту посмотрели бы, проклятые академики!.. Все поляки там!.. Им русский позор, русская кровь ничто…

– Но, Афиноген Ильич, Порфирий тоже ничего не пишет про Плевну, а он виделся и с Жеребковым, и с Фроловым после блестящего дела лейб-казаков под Ловчей.

– Порфирий! Много мой Порфирий понимает в военном деле.

Генерал яростно захлопал палкой по карте. Ловягин со страхом смотрел: вот-вот пробьёт карту насквозь.

– Где Осман-паша? С целой армией! Они батальонами Константинополь брать хотят… Войск нет, а вперёд, вперёд, вперёд!! Какие, подумаешь, Суворовы нашлись! Заб-были наполеоновское правило…

И с тою блестящею отчётливостью, с какою говорили по-французски светские люди николаевского времени, Афиноген Ильич сказал:

– Les gros bataillons ont toujours raison![189] Войска подвезти надо… Дополнительную мобилизацию сделать. На Плевну эту самую три, пять корпусов поставить… Заслониться от неё надо. Это поважнее Рущука будет. Гляди, где шоссе-то идут. Как ахнет Осман-паша прямо на Систово на мосты, почище петровского Прута будет катастрофа[190]. Два моста навели, и рады. Двадцать мостов там нужны. Академики! Вы увидите, графиня, помянут они эту самую маленькую деревушку. А Осман-паша уже в тылу наших…

Афиноген Ильич, постепенно успокаиваясь, вернулся в своё кресло.

– Ну, читайте дальше, графиня, что там ещё мой пишет.

– Пишет Порфирий, как тяжело было ему второй раз в Ловче. Болгары, первый раз так сердечно, радостно принимавшие их, во второй раз волками смотрели, и один старик сказал: «Помните, русы, вода с берегов сбегает, а песок остаётся…»

– Хорошо сказал, – пробурчал Афиноген Ильич и, постукивая палкой и исподлобья смотря на Ловягина, добавил: – Можно только тогда идти вперёд, когда уверен, что назад не пойдёшь. Стратеги! Войска-то ничего – схлынут, а каково жителям, что как песок останутся! Плевна… Прут… Позор… Всё проклятые названия… Плевна!

XVIII

Эти жаркие дни второй половины июля Скобелев провёл под Плевной в большом болгарском селении Боготе. Русская армия остановилась в своём движении на Балканы и точно замерла в ожидании чего-то крупного.

Государь жил при армии, деля с нею все походные невзгоды.

Скобелев продолжал быть не у дел, всё в «диспонибельных», как Порфирий и другие офицеры, приехавшие в армию не с частями, а одиночками.

Но не в пример другим одиночкам, у Скобелева, привыкшего к походной жизни в азиатских пустынях, всё было организовано. Был у него повар, был и большой погребец с приборами на несколько человек, чтобы принять и угостить тех, кто будет к нему назначен, было несколько прекрасных – и всё серых – лошадей, и при них киргиз Нурбай в неизменном жёлтом халате, холивший лошадей, как нянька ходивший за своим тюрой и не раз препиравшийся с ним из-за излишней скачки и бравирования опасностями.

– Тебя зацепит – твоё дело, коня зацепит – Нурбай подавай другого. Гавару тебе – не езди, куда не надо.