Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

Горчаков помнит, как приветливо обходилась с ним королева Гортензия; он хранит талисман, который она ему подарила во время его пребывания в Италии. Император Александр, в бытность его наследником престола, не одобрял политики императора Николая. Он понимает интересы императора Наполеона – в том, куда и каким образом вести французский народ, и он не имеет намерений ни препятствовать ему, ни каким-то образом ограничивать его устремления, и он был бы счастлив однажды прийти к тому, чтобы между двумя императорами установились прочные и долгосрочные отношения, не задевающие Англию. Наконец, он [Горчаков] остался бы полностью удовлетворен, если бы ему удалось сохранить нынешнюю ситуацию: очень хорошие отношения с Францией, хорошие – с Англией, и очень плохие – с Австрией. Он намерен ускорить восстановление России после случившегося с ней падения, и эти его намерения можно понять».

«Вот почему я вам советую, – подчеркнул Морни, адресуясь к Наполеону: подумайте, нельзя ли пойти на какие-то непринципиальные уступки в отношении императора России ради достижения согласия с ним. Поверьте, я не нахожусь под его обаянием, я все принимаю здесь со спокойной учтивостью. Я ни о чем [их] не прошу и ничего не обещаю. Но я не могу не считаться с мнением французов, проживающих в этой стране на протяжении тридцати лет. Они никогда не видели ничего подобного, они преисполнены гордости за то, как нас здесь принимают, как с нами обходятся, и в каком привилегированном положении находится здесь Франция.

Мое глубокое убеждение состоит в том, – констатировал Мории, – что нам предпочтительней и легче договориться с Россией, нежели с Германией, которая в душе нас ненавидит. Я убежден, что было бы полезно рассмотреть какие-то проекты на будущее. Скоро в Париж возвращаются наши генералы, спросите об их впечатлениях и сравните с моими наблюдениями, которые я вам искренне изложил. Что бы вы ни решили, я думаю, вы не будете сожалеть, что направили меня в Россию, где я не произвел плохого впечатления».

Мории поделился с императором и другими своими наблюдениями о стране пребывания. «Наилучшее впечатление оставляет о себе армия, в особенности кавалерия, она великолепна, – писал он. – Армия находится в центре внимания императора и великих князей, которые занимаются ею с полным знанием дела. Со своей стороны, армия, здоровая в своей основе, фанатично предана [императору]. Однако ее командным кадрам явно не достает индивидуальной инициативности. Офицеры великолепно воспитаны, вежливы, говорят по-французски и по-немецки, прекрасно держатся в седле. Их усердие поощряется многочисленными и разнообразными наградами».

Не обошел Мории вниманием и самый насущный для России середины XIX века вопрос – крепостное право. «Аристократы уже не напоминают бывших бояр. Крепостное право для них теперь не больше чем слово, чего не скажешь о мелких провинциальных помещиках. Совершенно искренне пытаются найти решение этого [злополучного] вопроса, тормозящего развитие сельского хозяйства. Однако решение представляется очень трудным, так как крестьянин совершенно убежден в том, что если сам он и принадлежит своему господину, то уж земля-то принадлежит ему, крестьянину. Можно легко предположить, что когда однажды ему скажут: «Ты свободен», он немедленно потребует землю. Надо сказать, что государственные крестьяне здесь уже не рабы. Вообще же, слово «раб» предпочитают не использовать, заменяя его понятием «собственность».

По мнению Морни, с которым решительно не согласился бы его соотечественник, небезызвестный маркиз де Кюстин, побывавший в России в 1839 г., «злоупотребления здесь редки, они сурово пресекаются императором и осуждаются общественным мнением».

«Народ на улицах – это в большинстве своем вчерашние крестьяне, ставшие горожанами; он добр и послушен, – продолжал делиться своими наблюдениями Мории. – Здесь почти не видно присутствия полиции во время различных празднеств. Народ повсюду имеет свободный доступ, его можно встретить даже в дворцовых прихожих. Император может свободно и без всякого сопровождения, утром или вечером, выйти из дворца и отправиться на прогулку – пешком, верхом или в коляске, посреди уличной толпы. Видя такое, невольно начнешь размышлять о том, какими могут быть отношения между правителями и народами», – мечтательно заключил Мории, имея в виду, что такое положение вещей совершенно немыслимо на его родине, где со времен убийства Генриха IV французские монархи никогда не чувствовали себя в безопасности в окружении своих подданных.