Александр II в любви и cупружестве. Любовные приключения императора

Каховского неоднократно изгоняли из армии за трусость, низость и дурные наклонности, но он каким-то чудом вновь и вновь восстанавливался в службе. Вот и в то утро с легкостью снял военный мундир, хотя как раз числился в офицерах. Когда же Николай Павлович направил к войскам генерал-губернатора Санкт-Петербурга генерала от инфантерии Михаила Андреевича Милорадовича, которого все называли «храбрейшим из храбрых», а истинные воины, защитники Отечества, любили и уважали, Каховский пошел на преступление. В толпе мятежников мало было истинных воинов, в основном ее составлял светский сброд, для которого воинская служба казалась престижным времяпрепровождением, а военная форма – предметом для обольщения дам. Тем не менее по рядам солдат пошел шум, когда перед строем появился прославленный генерал – герой Отечественной войны 1812 года, ведь среди старших возрастов было немало участников битв с Наполеоном. И тогда Каховский подбежал к Бестужеву, выхватил у него из-за пояса пистолет, незаметно, со спины, приблизился к Милорадовичу, ударил ножом его коня, а когда граф обернулся, чтобы узнать, в чем дело, выстрелил в упор, смертельно ранив. Командир лейб-гвардии Гренадерского полка генерал Штюллер, увидев это, смело подскакал, чтобы поймать падавшего с коня Милорадовича, но Каховский упредил смертельным выстрелом. Один из современников с горечью писал: «Милорадович и Каховский! Даже неудобно сравнивать эти два имени. Один – прославленный патриот и мужественный воин, второй – фантазер и государственный преступник, кончивший жизнь на виселице».

Когда несколько позже великий князь Михаил Павлович тоже попытался убедить мятежников сложить оружие, его попытался убить Кюхельбекер. Он уже прицелился в великого князя, но тут не выдержали нижние чины. Три матроса одновременно бросились к Кюхельбекеру и выбили у него из рук пистолет.

Государя окружали мужественные, отважные русские витязи, и пусть некоторые из них были нерусской крови, они оставались русскими в душе, сражаясь за Россию до последней капли крови.

Николай I, поразивший всех своими мужеством и отвагой, писал великому князю Михаилу Павловичу: «Революция у ворот империи, но я клянусь, что она в нее не проникнет, пока я жив и пока я Государь милостью Божьей!»

Оценивая мятеж декабристов, он заявлял: «Это не военный бунт, но широкий заговор, который хотел подлыми действиями достигнуть бессмысленных целей. Меня могут убить. Каждый день меня пугают анонимными письмами, но никто меня не запугает».

«…До самой женитьбы своей не знал женщин»

В 1838 году, когда цесаревич, сопровождаемый своим воспитателем Жуковским, мчался в Москву, это событие осталось уже далеко позади и, казалось, в стране наступило некоторое успокоение. Однако загнанные императором Николаем I в подполье тайные общества вершили свое дело, подтачивая устои самодержавия.

Но любые, даже самые острые повороты истории не в состоянии полностью заставить предать забвению чувства человеческие.

Игорь Зимин, говоря о воспитании наследника престола, отметил:

«Очень сильное влияние на воспитание цесаревича Александра Николаевича, на формирование его характера оказал отец император Николай I. Железный характер этого человека, его чувство долга, его представление о справедливости во многом были усвоены Александром II. Иногда, решая свои педагогические задачи, Николай Павлович прибегал к весьма оригинальным приемам. По воспоминаниям врача Калинкинской больницы Реймера, в 1835 г. Николай Павлович обратился к нему при обходе: “Я пришлю сюда своего сына, и ты покажи ему самые ужасные примеры сифилитической болезни на мужчинах и женщинах. Когда я был молод и еще не женат, мой доктор Крейтон тоже водил меня по военному госпиталю, больные, которых я увидел, произвели во мне такой ужас, что я до самой женитьбы своей не знал женщин”. Цесаревичу в 1835 г. исполнилось 17 лет, и отец счел необходимым познакомить сына и с неприглядной изнанкой “любви”».

Император Николай I не напрасно беспокоился. Сыновья выдались любвеобильными сверх всякой меры.