Александр II

Теперь фельдкурьеры привозили ему донесения генерал-адъютанта Дрентельна. Новости все неутешительные. Следствие шло медленно, преступник упорствовал, не желая назвать своего имени и уверяя, что действовал один, без сообщников. На станции Вишера какой-то молодой человек после подозрительного разговора с крестьянами в чайной застрелился, у него нашли подложный паспорт. В Оренбурге пронесся большой ураган, вызвавший сильные пожары. В Ростове произошли волнения, погромы публичных домов и полицейских участков, но причиной было повальное пьянство. В Орловской губернии три молодых человека из Одессы наняли лодку, заявив, что намерены плыть в Сибирь, убили двух лодочников, вскоре были арестованы и один сознался в принадлежности всех троих к социально-революционной партии. Ведется расследование, личности проверяются. 20 апреля в Петропавловской крепости по приговору суда повешен подпоручик 86-го пехотного Вильманстрандского полка Дубровин Владимир Дмитриевич, двадцати четырех лет, за революционную пропаганду в войсках и вооруженное сопротивление при аресте.

Открылось, что стрелял в государя Соловьев Александр Константинович, сын бывшего подрядчика при конторе двора наследника-цесаревича; окончил 3-ю классическую гимназию, два года проучился в университете, служил семь лет учителем в Торопецком уездном училище, в Петербург вернулся в декабре 1878 года и проживал у отца на Каменном острове.

8 мая закончилось предварительное следствие по делу Соловьева, сообщников которого найти не удалось. Дрентельн сообщил также, что агент III Отделения в Берне прислал копии с писем русских эмигрантов, из которых стало очевидным чрезвычайно вредное влияние Засулич, которая, однако, до сих пор опасается, что ее могут выдать царским властям. Выяснилось определенно, что убийцей генерала Мезенцова был Кравчинский.

В переписке между царем и шефом жандармов обсуждался вопрос о привлечении на службу некоего бельгийца Майна, предложившего свои услуги. По его словам, он с пятью агентами за 150 тысяч франков готов открыть систему организации революционных комитетов в Петербурге и провинции, указать подготовляющих покушения на царя, а также убийц Мезенцова и Кропоткина. «Все, им предпринимаемое, обещает так много, что невольно не верится в возможность исполнения», – ревниво заключал Дрентельн. Он поделился с царем и сомнениями: Майн настаивает на освобождении трех политических арестантов с тем, чтобы путем слежки за ними выйти на сами организации. Уж не связан ли он сам с революционерами? Правда, постоянное наблюдение за иностранцем ничего подозрительного не выявило.

Государь также скептически отнесся к предложению бельгийца, но об этом узнала Мария Александровна и вынудила его пригласить Майна. Сразу скажем, что ничего стоящего для безопасности империи бельгиец не сделал, хотя получил от казны 75 тысяч рублей.

28 мая Соловьев был казнен.

Дрентельн сообщал о двух нападениях на почту, о пожаре в Вязьме, новых арестах, о донесениях внутренних и зарубежных агентов, о проверке подозреваемых и – в каждом письме – отмечал: «в университетах спокойно».

Александр Николаевич отчеркнул на полях следующее место в одном из донесений шефа жандармов: «По полученным из-за границы сведениям, положение наших эмигрантов в Швейцарии в экономическом отношении весьма бедственное; многие с трудом могут добывать средства для дневного пропитания… Однако с повинною никто из них не является и они в своем безумии все еще ожидают какого-то переворота в России в их пользу. Смею выразить уверенность, что недалеко то время, когда эти несчастные прозреют и отрезвятся. По крайней мере, если судить по переписке революционеров, то нельзя не видеть, что они стали как-то менее тверды в своих убеждениях и менее жестки в их выражении». «Дай Бог! – пишет Александр Николаевич и прибавляет, – что все покуда спокойно, не есть доказательство, что революционная работа прекратилась, и потому дремать нам не следует».

Летом пришло сообщение об аресте Владимира Васильевича Дриго, управляющего имением молодого помещика Дмитрия Лизогуба. Дриго дал вполне откровенные показания о Лизогубе, находившемся под следствием в Одессе, и объяснил, кого именно он снабжал деньгами своего хозяина. Лизогуб, которому едва минуло тридцать лет, по отзывам друзей, «человек редкого душевного благородства», был повешен в Одессе 10 августа.

Также летом среди прочих был арестован в Петербурге Кавский Иван Дмитриевич за создание нелегального студенческого кружка для распространения прокламаций среди петербургских рабочих. Его выслали на родину в Тверскую губернию под надзор полиции… Все новые и новые юноши и девушки пополняли удручающий список революционеров, противников власти царя-реформатора. Молодые, открытые добру и не скованные традициями, кажется, что мешает им понять и оценить в полной мере благие намерения императора?…