Александр II

Из послов наибольшее внимание публики привлекли французский герцог де Морни, незаконный сын королевы Гортензии и брат Наполеона III, вызывавший восторг своим выездом, и австрийский посол граф Эстергази, чьи наряды были усыпаны бриллиантами чуть менее, чем у великих княгинь.

Одной из скандальных новостей того московского месяца была измена де Морни хозяйке нанятого им дома Римской-Корсаковой (возле Страстного монастыря, позже названного «домом Фамусова»). Пылкий француз не устоял перед чарами известной и в Париже «татарской Венеры». Однако, увидав шестнадцатилетнюю княжну Трубецкую, дочь декабриста, герцог воспылал таким сердечным жаром, что мигом переменил фронт. Вскоре после коронации он на княжне и женился. Как знать, не этот ли случай подсказал Льву Толстому образ первого бала Наташи Ростовой? Толстой был в Москве, через свою тетку графиню Александру Андреевну Толстую, воспитательницу царской дочери, знал все сплетни двора и высшего света.

Австрияк тоже удивил. Он нанял дом Толмачева на Пречистенке и кроме платы за найм отвалил 15 тысяч рублей за право срубить деревья сада перед домом. Там была поставлена палатка для ужина во время бала, устроенного послом.

Кстати, во время ужина у английского посла лорда Гренвиля подали раков с неприятнейшим запахом, что породило немало острот.

По общему мнению, самый блестящий бал и лучший ужин устроил де Морни. За столом обильно подавали замечательные вина, которые он по праву посла ввез в Россию беспошлинно в огромном количестве. К слову, продав остатки вин, он покрыл все свои расходы за время коронации.

8 сентября на Ходынском поле состоялся народный праздник. Накрыто было 672 стола, но праздник не удался. С утра установилась ненастная погода, пошел дождь. Перед приездом государя стали пробовать, не намокла ли веревка флага у императорского павильона, народ принял это за начало праздника и кинулся на столы. Вмиг все было растащено. Ко всему дождь усилился. Государь прибыл в самый ливень. На поле ничего не осталось, кроме опустевших, частью поваленных столов, которые щедро поливал дождь.

9 сентября в большом дворце был дан придворный маскарад. Приглашено было восемь тысяч человек от дворянства и купечества. 10-го – маневры и бал в Благородном собрании. 11-го – охота в окрестностях Царицына, обед волостным старшинам на 750 человек. 13-го – обед во дворце для генерал-губернатора и предводителей дворянства. 16-го – обед во дворце для купечества на 120 персон. Государь, выйдя к собравшимся, провозгласил тост за русское купечество. 17-го был произведен грандиозный фейерверк и тем закончились празднества. Правду говоря, и фейерверк не удался. Погода оставалась сырой. Дым от первых ракет не уносило в сторону, он стоял столбом и быстро сгустился до того, что многочисленные зрители гром и треск слышали, но в сером тумане могли видеть лишь мгновенные огненные языки. Через три дня был спущен императорский флаг с Кремлевского дворца, и Москва начала пустеть.

Перед отъездом по давней традиции августейшая семья посетила Троице-Сергиеву лавру. В дар обители был принесен и собственноручно возложен на главу преподобного Сергия драгоценный покров.

Москва вошла в колею обыденной тихой жизни.

В ярком блеске и шуме празднеств забылось, что коронация пришлась на 26 августа, день памяти Владимирской иконы Божьей Матери, самой древней и почитаемой на Руси. Стоит добавить – и самой трагичной.

С невыразимой, тихой печалью смотрит Дева Мария на своего сына-младенца, провидя и Его высокий путь, и трагическую участь. Икона эта получила в народе прозвище «Умиления»… Ничто не случайно на земле, во всем заложен промысел Божий, но если б знать, если б знать… Пока же российский орел расправлял крылья.

Глава 4. Братья

Что же братья Милютины? Они не затерялись в перестановках нового царствования. Наибольших успехов добился Дмитрий. В 1854 году он был произведен в генерал-майоры, а 9 июня 1855 года был причислен к Свите Его Величества. В 39 лет это было прекрасное начало военно-придворной карьеры. Он же воспринял новые чины на удивление всех близких спокойно, старушка-мать радовалась много больше.

К этому времени Елизавета Дмитриевна пережила немало. Оставшееся после смерти мужа хорошее состояние все ушло в уплату за долги, необъяснимым образом тучей свалившиеся ей на голову. Распродав имущество с молотка, она перебралась к сыновьям в Петербург, и тут смогла забыть все московские горести.

А еще гордилась Дмитрием Милютиным его жена, Наталья Михайловна, дочь покойного участника Отечественной и русско-турецкой войн генерал-лейтенанта Михаила Ивановича Понсэ.