Александр III

Вдруг раздался барабанный бой к атаке, и спустя несколько минут музыка заиграла марш. Мы жадно прислушивались, зная, что в это время передние батальоны идут на штурм. А мы, лёжа, крестились и говорили: «Господи! Помоги им!» Ухо силилось уловить победное «ура», но его всё не было. Вот проскакала батарея. Кони вырывали орудия, которые врезались колёсами в мокрую землю виноградников. И вдруг музыка как-то сфальшивила, донеслось несколько звуков, и она оборвалась. Барабаны тоже смолкли. Значит, неудача. На душе сделалось тоскливо…

Но вот генерал Скобелев подскакал с конвоем, светлый и радостный, как день. «Ребята, – сказал он, – сегодня именины вашего государя! Вон он, с той горы смотрит на вас. Надо его порадовать сегодня. Победа нам нужна! Её ждёт вся Россия!» Оглушительное «ура!» было ответом. Генерал поскакал вперёд, солдаты его крестили. Мы встали и пошли. Я опять был в первой линии.

Когда вышли на гребень, вот что мы увидели. Возвышенность спускалась к маленькому ручейку и затем полого подымалась на совершенно чистую гору. Там стояли два больших редута. Перед нами расстилалась долина смерти. Уже тысячи раненых лежали, ползли, шли. За прикрытиями сидели стрелки. Турецкие редуты изрыгали смерть. Их почти не было видно за дымом и огнём. Тысячи гранат бороздили долину. Кажется, её нельзя было пройти, а между тем мы шли быстро и стройно…

Едва мы спустились вниз, как гранаты и пули стали вырывать у нас целые ряды. Мы шли, а за нами оставались убитые и раненые. До редутов оставалось уже шагов двести. Я повернулся вполоборота к роте, поднял правую руку с саблей и только успел сказать: «Вперёд, ребята! Смелей!», как вдруг меня что-то ударило и обожгло. Правая рука бессильно опустилась, но боли я не чувствовал. Только увидел, что кровь бежит из руки и груди. Значит, кончено, дальше идти нельзя…

Я повернулся, сказал роте: «Вперёд, братцы!», а сам пошёл назад, опираясь на руку солдата. Силы стали изменять, кровь из четырёх ран лилась и ослабляла меня…

– Бобби! – цесаревич поднял стакан. – Выпьем не чокаясь. За павших в последнем штурме Плевны. Ведь погибло тринадцать тысяч русских и три тысячи румынских бойцов!..

В ушах у него до сих пор звучал плачущий голос раненого солдатика:

– Ваше высочество!.. Дошли… Ей-богу, дошли… До самого валу добежали… Да вдруг кричат сзади: «Назад! Назад!» Так и пропало…

Ему вторил с другой койки:

– Кабы минутку дружнее подхватили наши, редут был бы взят! Ведь на валу, почитай, были!

– Все говорят, что Скобелев мог ворваться в Плевну, но его не поддержали… – вставил Шувалов.

Да, Скобелев занял два редута и молил о подкреплениях. Но обескровленные войска были отведены на прежние позиции. Уже на другой день горстка храбрецов Скобелева отбивалась от наседавшей массы турок. В одном редуте часть бруствера была устроена из наваленных трупов. Четыре ожесточённых атаки были отбиты, и что грустнее всего – на глазах всей русский армии, от которой герои не могли получить никакой помощи…

– Представь себе, – говорил наследник, разливая водку, – представь, что дядя Низи перед последним штурмом говорил, будто цель оправдывает средства. Боже! Ведь так цинично могут сказать лишь революционеры! Это же их язык! Но сколько ещё ляжет в болгарскую землю русских воинов!..

9

…Именинный пирог из начинки людской
Брат подносит державному брату…
А на севере там – ветер стонет, ревёт
И разносит мужицкую хату…

Теперь едва ли не на каждом собрании кружка народовольцев они пели песню о третьей Плевне. Им казалось, что кровавые неудачи в Болгарии отрезвят наконец общество и народ от патриотического угара и позволят успешно продолжить разрушение монархии. Разрушение – любыми средствами…

– Признаёте ли вы, Лев Александрович, что цель оправдывает средства?

Вождь «Земли и воли» Александр Дмитриевич Михайлов впился своими серыми влажными глазами в лицо Тихомирова.

– Да! Безоговорочно! – ответил тот.

– Принимаете ли вы террор как средство, дезорганизующее правительство?

– Принимаю, но только как путь к государственному перевороту…

В небольшой трёхкомнатной квартирке, принадлежащей Екатерине Сергеевой, курсистке, которая готовилась стать фельдшерицей, происходил приём нового члена в организацию «Земля и воля». Александр Михайлов совершал церемонию с серьёзностью и торжественностью, которая Тихомирова очень забавляла. Михайлов привёл с собой свидетеля, который должен был слушать ответы как бы на правах экзаменатора. В нём, не без удивления, Тихомиров узнал своего однокашника по медицинскому факультету Михельсона.

– Вы будете приняты в нашу организацию, если теперь признаете её устав…

И Михайлов принялся параграф за параграфом зачитывать евангелие землевольцев.

Он говорил взволнованно и страстно. Русые волосы немного волнились над его высоким лбом, а рыжеватые усы и борода прыгали в такт словам. Михельсон согласно кивал головой, следя, как отвечает Тихомиров.