Александр III - богатырь на русском троне

И там она умудрялась совершать странные поступки. Похоронив черного сеттера, любимца мужа, на кладбище города По, она установила на его могиле надгробье с надписью: «Здесь покоится Милорд, любимая собака императора Александра II. Памятник ей установлен неутешной вдовой». Этот анекдот долго передавался из поколения в поколение.

Потом Юрьевская неоднократно возвращалась в Россию, где ее всего лишь терпели. Как-то она заявила Александру, что, как только подрастут дочери, семейство вернется в Петербург и будет устраивать великолепные балы. Известен ответ императора: «На вашем месте я бы затворился в монастырь, а не мечтал о балах!»

Но это было хоть и неприятным, но семейным делом. Большую тревогу вызывали другие дела — государственные.

В марте 1881 года прошел открытый процесс над убийцами Александра II.

Желябов, страдавший манией величия, требовал, чтобы его приобщили к делу 1 марта. Он желал стать героем судебного процесса, предстать бестрепетным борцом за народное счастье, героем без страха и упрека, предвкушал свои эффектные и уничтожающие ответы судьям. «Было бы вопиющей несправедливостью, — писал он прокурору Петербургского суда, — сохранить жизнь мне, неоднократно покушавшемуся на особу императора». На процессе он представлял себя демиургом всего произошедшего и рисовался «как субретка».

Пятерых цареубийц: Желябова, Перовскую, Михайлова, Кибальчича и Рысакова — повесили 3 апреля на Семеновском плацу в присутствии десятков тысяч людей. Беременная Геся Гельфман была приговорена к каторжным работам. Террористы не выказывали никакого раскаяния, переговаривались между собой, обнялись, прощаясь, и только фанатичка Перовская отвернулась от Рысакова, выдавшего их в надежде спасти свою жизнь.

Перовская была первой женщиной в России, казненной по политическим мотивам, а вся экзекуция — последней публичной казнью.

В отличие от времен Александра II, когда сведения о заговорах, о покушениях на царя публиковались в официальной прессе и широко обсуждались, при Александре III подобная информация тщательно скрывалась. Императору было стыдно за этих людей, забывших совесть и страх Божий.

«Гатчинский затворник»

Александр III серьезно опасался покушений на себя и членов своей семьи. Из опасного Петербурга он переехал в укрепленную Гатчину. «Его отъезд в Гатчину, — писала лондонская “Таймс”, — был настоящим бегством. В день, когда он должен был выехать, четыре императорских поезда стояли в полной готовности на четырех различных вокзалах Петербурга, и пока они ждали, император уехал с поездом, который стоял на запасном пути».

Обвинения в излишней осмотрительности, по сути — в трусости, кажутся сегодня странными. Человек, у которого зверски убили отца, которому откровенно угрожали физическим уничтожением, принимал меры предосторожности, чтобы не стать новой жертвой террористов и сохранить жизнь своих детей. Его близкий друг И. Воронцов-Дашков умолял царя покинуть такой незащищенный Аничков дворец и переселиться в Зимний. Далеко не прибавляло оптимизма и назначение регентом при наследнике престола Николае великого князя Владимира — на случай гибели нового императора; на этом настояли приближенные. Лев Толстой, «великий писатель земли русской», прося о снисхождении к убийцам Александра II, определенно утверждал, что «…враги вашего отца должны желать и вашей смерти тоже».

Глубоко законспирированная «Народная воля» наводила настоящий ужас на элиту общества. После казни верхушки ее исполнительного комитета народовольцы еще глубже ушли в подполье. Никто не знал, насколько сильны были революционеры и могут ли они повторить свое покушение.

Новый император любил Гатчину. Она стала его новой резиденцией и была превращена в крепость. На несколько километров вокруг круглосуточно дежурили солдаты, не позволяя никому пройти без специального пропуска. Возле входов во дворец и в парк, обнесенный крепостной стеной с бойницами, круглосуточно стояли часовые, как и на чердаках и в подвалах дворца — для пресечения поджогов и подкопов.

«Гатчинский затворник», «военнопленный революции» — такие презрительные прозвища придумывали императору в либеральных кругах. Но его это не смущало.

Гатчинское уединение и затянувшаяся скорбь воспитанника тревожили Победоносцева. Он обратился к нему с довольно резким письмом: «Ваше постоянное пребывание в Гатчине порождает самые разные толки, которые, несмотря на их неправдоподобность, легко принимаются на веру. Некоторые даже интересуются, правда ли, что царь умер и этот факт скрывается от общественности».

Гатчина стала практически постоянным местожительством императорской семьи, но новый царь осушил слезы и приступил к своей государевой работе.