Александр III. Истоки русскости

Когда Александр III пришел к власти, то его не могло не смущать то, что весь предшествующий период экономика России развивалась как бы на ощупь. Всё шло «так, как шло», без ясно осознанной хозяйственной идеологии, без каких-либо основополагающих идей, без ясно определенных государственных целей. Так было в тарифных обстоятельствах, так было в железнодорожной сфере, так было и во всей нарождающейся промышленности и точно так же с импортным экспортом; но, может быть, всего неопределенней оказывалась российская сельская реальность.

Два главных деревенских сословия – это крестьяне и дворяне. После реформы 1861 года их положение оказывалось взаимно достаточно неустойчивым и неопределенным. У дворян началось явное, всем видное обезземеливание и утрата любого значения в Деревне. А крестьяне, недавно вышедшие из крепостной зависимости, ещё не успели приспособиться к новой реальности и, по сути дела, оказались громадным сословием, как бы утратившим какой-либо постоянный контроль за своим бытием со стороны государства.

Поскольку власть барина отошла в прошлое, а какое-либо прямое управление со стороны государства не вмешивалось в нормы «обычного крестьянского права», то имперская связь с этим сословием сильно ослабла. Перед императором встали вопросы: как поддержать безземельное дворянство и как разумно направить хозяйственный процесс у крестьян?

И тот и другой вопросы представлялись очень трудными. Век Александра III отмечен многими мероприятиями, направленными на поддержку дворянства. Здесь и организация весьма выгодного для этого сословия Специального Дворянского Банка, и создание Дворянского выигрышного займа, и защита выморочных имений от расхищения и даже учреждение особой «Комиссии для изыскания мер к предотвращению обезземеливания дворянства».

Нужно так же назвать льготы дворянам в приобретении сельскохозяйственной техники и удовлетворении иных сельскохозяйственных надобностей. Они получили льготы в сельском винокурении, обрели представительство в земстве, получили положительные узаконения по своей государственной службе. В этом направлении важным было учреждение должностей земских начальников, следивших за общим порядком, мировыми судьями и крестьянским самоуправлением.

Стали ли все эти правительственные действия успешными? Достигали ли они цели сохранения на Селе достойного значения дворянского сословия и его надёжной адаптации к условиям нового времени? Нужно признать, что эти усилия лишь несколько замедлили процесс обезземеливания дворян, вымывания их из деревенской жизни и утраты ими своего прежнего значения.

В русских губерниях проходил почти поголовный отъезд дворян в города и полная утрата ими своего земельного имущества. Правительство желало как-то привлечь их «к постоянному пребыванию» в поместьях, чтобы дворяне оставались-таки на Селе значительной проправительственной силой. Но в целом эти старания оказывались тщетными и в таких передовых сельскохозяйственных уездах, например как наш Мышкинский, дворянство в Деревне исчезало на глазах.

В нашем уезде дело дошло до того, что остающиеся здесь совсем малочисленные дворяне не находили в своей совсем оскудевшей среде тех, кого можно было выдвигать на должность уездного предводителя дворянства. Горсточки дворян, располагавших совсем невеликими земельными владениями, перестали быть сколько-то значимой гражданской или социальной силой.

А как обстояли дела с гигантской крестьянской массой сельского населения? Собственно, со стороны государства этот необъятней мир был очень мало управляем до самого 1890 года, когда появившиеся земские начальники стали сколько-то представлять на Селе государственный контроль. До Александра III всеми крестьянскими вопросами в любом уезде занимался лишь «непременный член уездного присутствия по крестьянским делам». То есть всего один человек на десятки тысяч крестьян. (Как после этого говорить о времени жесткого контроля государства по отношению к русской Деревне?)

Мы полагаем, что государство вмешивалось в её дела очень мало, и его власть редко и незначительно выходила за пределы городов и слабо вторгалась в сферу крестьянского обычного права. Но если это не слишком тревожило ни само государство – ни местные крестьянские «миры», то вопросы хозяйственные (а в первую очередь вопрос земельный!) очень тревожили и тех и других.