– Божиею поспешествующею милостию Александр Третий, император и самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, царь Польский, царь Сибирский, царь Херсониса Таврического, царь Грузинский, государь Псковский и великий князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский, князь Эстляндский, Лифляндский, Куряяндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Карельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, государь и великий князь Новагорода низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северные страны повелитель, и государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския, Черкасских и Горских князей и иных наследный государь и обладатель, государь Туркестанский, наследник Норвежский, герцог Шлезвиг-Гольстинский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая…
Александр III, положив скипетр и державу на возвышение трона, сошел с него и, опустившись на колени, со слезами в голосе произнес:
– Господи Боже Отцев и Царю Царствующих, сотворивый вся словом Твоим и премудростью Твоею устроивый человека, да управляет мир в преподобии и правде! Ты избрал мя в цари и судию людям Твоим. Исповедаю неисследимое Твое о мне смотрение и благодаря – величеству Твоему поклоняюсь. Ты же, Владыко и Господи мой, не оставь мя в деле, на неже послал мя еси, вразуми и управи мя в великом служении сем…
В мертвой тишине великой клятвой земле Русской звучал голос императора:
– Да будет со мною преседящая престолу Твоему премудрость. Пошли с небес святых Твоих, да разумею, что есть угодно пред очима Твоима, и что есть право в заповедях Твоих. Буди сердце мое в руку Твоею, еже вся устроиши к пользе врученных мне людей и к славе Твоей, яко да и в день суда Твоего непостыдно воздам Тебе слово, милостью и щедротами единородного сына Твоего, с Ним же благословен еси, со пресвятым, и благим, и животворящим твоим Духом, во веки, аминь…
Государь поднялся, и все находившиеся в храме встали на колени. Опустились на колени и стоявшие на паперти, а затем и многотысячная толпа перед собором пала на мокрую брусчатку. Тихомиров, озираясь как затравленный, понужден был последовать примеру соседей-охотнорядцев. Ему была хорошо видна возвышавшаяся надо всеми фигура российского колосса-самодержца в сверкающей алмазной короне и парчовой мантии. Словно электричество прошло по толпе, когда находившиеся в соборе вознесли Богу моление, испрашивая его помощь царю. Многотысячная масса людей разного толка повторяла их слова:
– Молим Господа, чтобы умудрил и наставил раба Своего, благочестивейшего самодержца, который утешил сердца наши, и даровал бы ему непоползновенно проходить великое свое служение, согревая сердце его к призрению нищих, к приятию странных, заступлению напаствуемых, и подчиненные ему правительства направляя на путь правды… Все же врученные державе его люди содержа в нелицемерной верности и сотворяя его отцом, о чадах веселящимся…
Тихомиров против воли ощутил нечто потрясающе торжественное, настроение толпы невольно передалось ему, и слезы вновь навернулись на глаза.
– Да что это со мной, право?.. – шептал он. – Нет, Соня права… Я не Рахметов… И не Желябов…
Снова грянул орудийный салют, потонувший в немолчном колокольном звоне, которым во второй раз отозвались сорок сороков Москвы – на весть об окончании коронации. Началось шествие из Успенского собора в соборы Архангельский и Благовещенский. Александр III шел с императрицей под балдахином, в порфире и короне, держа в одной руке скипетр, а в другой державу. Теперь уже и колокольный звон заглушили немолчные крики «ура!» и радостные возгласы неисчислимой толпы. Бледный, утомленный, взволнованный, Александр III старался отвечать на приветствия наклоном головы из-под громадной и сверкающей короны.
Вечером Кремль и вся Москва озарились бесчисленным множеством огней. Наблюдая за иллюминацией из окна конспиративной квартиры, Тихомиров до рези в глазах всматривался в ликующую массу народа на улице.
– Как глупо и постыдно вел я себя… – бормотал он, чувствуя краску стыда. – Ощутил себя патриотом… Осел!.. Ведь так называемый народ был собран в Кремле большею частью Священной дружиной и полицией… А потом? Когда простодушная толпа собралась приветствовать царя у дома генерал-губернатора, где князь Долгоруков давал бал, император вышел из дворца и направился к карете. Народ в восторге бросился к нему – и был встречен казачками, потчевавшими москвичей и гостей Первопрестольной нагайками! Хороший урок… А я?.. Раскис… Но теперь – за дело… Наше движение разгромлено? Начнем сначала. Я уеду за границу… К Кропоткину и Лаврову… Там мы будем готовить новые силы…
А Москва бурлила и кипела до утра. С шипением рвались и рассыпались на тысячи огней петарды; золотой вензель «AIII» недвижно стоял и не гас над Кремлем; гремели военные оркестры; победно и торжественно звучал Глинка: