Александр Иванов

О Марии Владимировне он думает и в путешествии по северной Италии, совершенной им осенью 1847 года. Молодая графиня видится ему во сне. В записи сна с 17 на 18 октября 1847 года читаем: «потом мало-помалу мне явилась М(ашенька) с жалобой, что все как-то на лад нейдет (нрзб.), уроки не выучиваются, она ко мне склонилась, я поцеловал ей ручку… (нрзб.) сказал „подожди, душечка, здесь минутку, я сейчас возвращусь, сделав весьма нужное дело с правительственными..“» [114]

Кончилось все разом. Марию Владимировну выдали замуж за князя Мещерского.

«Вне студии, — напишет А. Иванов после этого в одном из писем, — я довольно несчастен, и если бы не студия, то давно бы был убит».

* * *

Еще путешествуя по северной Италии, осенью 1847 года, он стал свидетелем волнений, охвативших ее города.

Римляне, ехавшие с ним в ротонде, горячо спорили о политических переворотах. В Ливорно горожане требовали у правительства создания национальной гвардии.

— Если не дадут нам национальной гвардии, — возмущались в народе, — будет революция.

Художнику советовали убираться из города. Он хотел ехать в Пизу, но ему сказали, что и в Пизе очень беспокойно.

Меж тем по главной улице Ливорно, маршем, беспрестанно умножаясь, шли в сторону площади горожане. Будущая «чивика», il popolo armato [115].

Лавочники вывешивали трехцветные фуляры с зажигательными надписями, с воззваниями, с портретом избранного на папский престол Пия IX. Дети распевали гимн папе.

К сумеркам на площади поднялись трехцветные знамена. Звучала военная музыка. Бюст Пия IX окружила толпа. Все, казалось, превратилось в войско.

Карабинеры ни во что не вмешивались и оставались простыми зрителями.

Утром народ рука об руку с карабинерами направился в кафедральную церковь. Войска с музыкой провожали их.

В Генуе русский консул, рассматривая паспорт Иванова, едва не отправил его в Россию.

— По закону, — сказал он, — русский подданный не смеет быть более трех лет в чужих краях.

Лишь обнаружив в паспорте подпись русского посланника при Ватикане А. П. Бутенева, стал снисходительнее.

Надо было срочно прощаться с Генуей.

На «шпионской» границе с Ломбардией, где сказывалось влияние австрийцев, в карету, в которой ехал художник, влез седой чиновник. В огрубелых чертах его, лице, полном довольства, Иванов увидел прообраз библейского мытаря.

В Милане хозяйничающие австрийцы в честь какого-то праздника разукрасили город разноцветными тряпками, но народ откровенно зевал, чего-то выжидал, и одни уличные мальчишки, кажется, были вполне довольны, подбирая падающие с лотков и лавок орехи.

Оставив чемодан в отеле, Иванов поспешил в монастырь Санта-Мария делле Грацие копировать остатки «Тайной вечери» Леонардо да Винчи…

На обратном пути, по дороге из Генуи в Лукку, художник утомил молчанием своего спутника, генуэзского купца. Когда же, принужденный купцом, заговорил, мысли его о происходящих событиях в Италии перепугали генуэзца. О политике с незнакомцами здесь старались не говорить, опасаясь австрийских шпионов.

«Слишком многих сил нужно бы было, чтобы привести все вдруг в систематический порядок; однако ж, постоянно имея главную цель, не нужно упускать ничего из вида, что может споспешествовать оной», — напишет Иванов по возвращению в Рим в одном из писем.

Теперь ему как никогда казалось: от окончания картины многое что будет зависеть в мире «художническом».

Он затворился в мастерской, не желая замечать происходящего вне стен ее, и продолжил свой труд.

Лишь одна странность добавилась в нем отныне: он считал, что его хотят отравить.

* * *

Избранный на папский престол под именем Пия IX 54-летний граф Джованни Мария Мастаи-Ферретти, кардинал с 1840 года, не способный, казалось, ни к жестокости, ни к преследованиям, был боготворим народом.

Полноватый, бесстрастного спокойствия старик с маленькими глазками, служивший в квиринальской капелле, ничем не напоминал человека, поставленного во главу не только итальянского движения, но и европейского.

Окруженный всеми кардиналами, находившимися в Риме, он каждого из них, подходящего к нему и кланяющегося с коленопреклонением, благословлял, накрывая руками.

После смерти Григория XVI обе партии кардиналов — ретрограды, сторонники умершего папы, и либералы, считавшие необходимыми уступки духу времени, — легко сошлись на мягком и уступчивом Пие IX, который казался доступным обоим направлениям. Действительно, Пий IX считал возможным примирить средневековое воззрение на папскую власть с новыми потребностями и, оставаясь реакционером в церковной сфере, начал свое правление в духе политического либерализма.

Население требовало от папы амнистии политических ссыльных и заключенных, удаления главных сотрудников его предшественника; конституции, участия и даже руководства папы в борьбе против австрийского господства в Италии и за ее объединение. Папа пошел на уступки: дал амнистию, хотя и неполную, несмотря на протесты австрийцев, сократил придворные расходы и пенсии, учредил комиссии для выработки новых реформ, обложил небольшим налогом монастыри и духовенство, разрешил школы для рабочих.